Правда ли, что сербу для изучения церковнославянского нужно освоить 60 слов, тогда как русскому – 200? Как язык влияет на разум человека? И что такое «Светосавлье»? Об этом и не только беседуем с филологом Ружицей Баич Левушкиной, ведущим научным сотрудником Института сербского языка Сербской академии наук и искусств.
– Ружица, расскажите, почему вы однажды решили стать филологом?
– То, что я буду филологом – знала, наверное, всю сознательную жизнь. Но, все возможности и все направления, существовавшие на Филологическом факультете университета в Белграде мне не были известны. Я родилась, выросла и закончила основное и среднее образование в городе Плевля на севере Черногории. Поэтому моим первым выбором стал английский язык, и на это направление я сдавала вступительный экзамен. К счастью и видимо, промыслительно, на английский тогда я не прошла, и узнала что можно посмотреть и некоторые другие направления. Когда увидела программу группы «общее языкознание», то решила подать туда документы. Очень понравилось! Жалко, что не знала раньше об этом. Так и попала, уже тогда выучив урок, что наш выбор – это одно, а то, что Бог дает и открывает – другое.
Был и раньше похожий урок. Когда надо было выбрать другой иностранный язык в школе (английский у меня был первым), я хотела изучать французский, и помню, как рыдала что это было невозможно! Нашему классу поставили русский и даже связи не помогли. Я едва с этим смирилась. Потом, в жизни, русский понадобился даже больше английского, и сегодня моя жизнь связана с Россией как семьей, так и по работе.
– Каковы сферы ваши научных интересов?
– Если коротко: связываю язык и религию, в первую очередь, Православие. Материала можно найти для разных лингвистических направлений. Но у меня только синхронические исследования, в первую очередь, современного сербского языка. Для диахронических исследований у меня недостаточно знания, а что еще важнее, хочется описывать именно то, что происходит сегодня, не то, что было. Возможно, потому что религию связывают с чем-то отсталым, делом прошлого (хотя мы больше не живем при коммунизме, все равно так многие думают), а мне хочется показать, что и в современности жива вера православная. Конечно, это дело миссионеров в первую очередь, но у меня такие мысли были.
– Слышал выражение (приписываемое Иоанну Кронштадтскому) о том, что русскому, чтобы освоить церковнославянский язык, нужно узнать 200 новых слов, а сербу – всего 60. Действительно ли это так? Мне иногда кажется – что да, ведь сербский язык сохранил ряд слов из языка церковнославянского.
– Чтобы утверждать, что это так, нужно провести серьезное исследование. Поэтому, скажу другое. Часто слышу от русских: вы счастливее, сербский ближе церковнославянскому. А у меня наоборот – именно знание русского помогло мне овладеть церковнославянским.
Вряд ли в сербском больше слов из церковнославянского, чем в русском. Все наши языки родились из одного – общеславянского и совершенно нормально, что в них есть много общего. А процент – это уже не так существенно. Уже говорила: русские думают, что сербам повезло, и наоборот – сербы думают так про русских, когда речь идет о изучении/знании церковнославянского.
Тут очень важно, что церковнославянский язык, который сегодня у нас используется в богослужении, появился в Сербской Православной Церкви только с XVIII века. Раньше у нас был сербскоцерковнославянский. Когда сербам пришлось перейти на русско(церковно)славянский (чтобы веру не потерять), были перенесены и характеристики своего сербско(церковно)славянского на новый язык. Поэтому сербы по-другому читают церковнославянские слова. Об этом писал профессор Зоран Ранкович, он сегодня наш самый крупный специалист по церковнославянскому языку.
– Знаю, что в сфере ваших научных интересов и довольно интересная, при этом новая наука – теолингвистика. Каковы ее перспективы сегодня? Как можно простыми словами донести ее основные цели и значение для широких масс?
– Перспективы скромные. Нет достаточного интереса к этому направлению в лингвистике. Хотя, как посмотреть, конечно… Есть и относительно большие достижения, напр. два сборника статьей по теолингвистике у нас. Но, с другой стороны, чтобы сделать серьезный проект по этому направлению и двигаться дальше, нужно финансирование государства, нужна популяризация… Вопрос, насколько можно популяризовать это сегодня. К сожалению, верующих людей мало, тем более, верующих исследователей. Это единицы, и они пишут и исследуют потому, что им интересно, не потому, что кому-то нужно или кто-то хочет. Единственное, что более-менее организовано и отчасти имеет связь и с теолингвистикой – это работа профессора д-р Драгиши Бойовича и его центров православных и церковных исследований в Нише. Но это не именно теолингвистика. Впрочем, и не обязательно называть исследование связи языка и религии именно теолингвистикой. Это название придумал бельгийский лингвист и теолог Жан Пьер ван Ноппен, потом стали его использовать в других странах. Сегодня уже во многих, но я помню время и знаю тех, которые были против такого названия. Некоторые до сих пор против, имеют претензии к такому названию. Но, оно не больше, чем название, потому что методы в данном направлении – просто лингвистические, единственное – с уклоном больше (насколько это возможно) на теоцентризм, чем на антропоцентризм, преобладающий сегодня в науке.
Простыми словами я бы так сказала: говори о Боге и Божьем как только умеешь. Если ты лингвист – пиши, исследуй язык которым говорится / пишется о Боге, в связи с Ним и тем, что Его. Перед тем, когда мне надо было выбрать, чем дальше заниматься, после основного высшего образования, именно молилась, чтобы Бог дал возможность заниматься, тем, что связано с верой, Православием, конечно, лингвистически. И когда узнала, что уже есть направление «теолингвистика», нашла дорогу туда. В то время у нас никто этим не занимался. К счастью, нашла профессора д-р Ксению Кончаревич.
– Ваше мнение о межславянском языке как способе коммуникации между представителями славянских народов.
– Не знаю, что имеется ввиду под «межславянским языком»: создать какой-то новый, на основе всех славянских? Выбрать один из существующих? До недавнего времени на конгрессах славистов общались на русском языке – он был «лингва франка» для всех славян. Конечно, с докладами выступали каждый на своем (славянском) языке, но, если просто общаться, договариваться и тому подобное – использовали русский.
– Хотелось бы поговорить о вашем докладе, одним из свидетелей которого я был на прошедшей в ноябре конференции в Нише. Расскажите о своем взгляде на «православие святого Саввы» через лексику современного языка.
– Есть такой проект, который упомянутый профессор д-р Драгиша Бойович, один из героев ваших интервью, создал: «Святой Савва в сербской духовности и культуре» и данный доклад у меня был в рамках этого проекта, хотя и раньше занималась отличиями сербской и русской православными культурами. Эта тема, конечно, широка, но, показательно, что есть имя для «сербского Православия» – «Светосавлье», тогда как нет однословного названия для «русского Православия».
Нас наш отец Савва на руках носит, таких грешных, от Бога отпавших и находящихся между Западом и Востоком. Трудное положение… Если вникать в сербскую историю (а мне пришлось ее изучить глубже, когда докторскую диссертацию писала), то удивляешься, как мы вообще остались православными. Как было трудно! Времена были, когда священника нельзя было найти, чтобы крестить, отпеть, венчать… Говорят, крестная слава спасла «сербское Православие». А «славу» нам дал святой Савва. И многое он нам дал. Поэтому о нем надо писать и говорить, хотя и кажется, что уже много написано и сказано.
В данном докладе я попробовала описать «Светосавлье» с точки зрения терминологии, закрепить его как термин. «Светосавлье», говорил святитель Николай (Велимирович), есть «Православие сербского стиля и опыта». У преподобного Иустина (Поповича) «Светосавлье» = «Православлье»… А тема отличия «сербского» и «русского» Православия – это очень интересно!
– В Сербской Церкви в основном богослужение совершается на сербском языке, а не церковнославянском. Ваше мнение как лингвиста: это помогает людям в молитве и понимании богослужения, или же, напротив, происходят процессы обмирщения духовной жизни?
– Это не совсем так. Во-первых, самые объемные богослужебные книги, минеи, вообще на сербский не переведены. Есть только перевод с которым не знакома, кажется, в основном с румынского языка, но этих книг не много, никто их не покупает (дорогие) и поэтому, они не в счет. Есть части богослужения, которые поются исключительно на церковнославянском языке. Я не встречала на сербском, например, Херувимскую песнь. Есть священники/монастыри/храмы, которые предпочитают один или другой язык. Очень тут все пестро, и не надо утверждать, что сербский преобладает. Не знаем точно. Знаем, что Собор СПЦ еще в 1964-ом году благословил использование современного сербского языка в богослужении. С тех пор переводятся и пишутся новые тексты на современном языке, но еще далеко не все переведено и думаю долго и не будет. Недавно, например, занималась Службой святому королю Милутину – она в богослужебных книгах есть только на церковнославянском. И много такого. Тем более – у нас есть гимнографы, которые и новые богослужебные тексты пишут на церковнославянском, не на сербском. Правда, в последнее время один только, но тем не менее, он пишет активно.
Отвечая на вторую часть вопроса: как лингвист, я должна сказать, что любой язык – достаточное средство для высказывания чего-либо. Если в языке, допустим, недостаточно лексики – он будет использовать больше слов, даже предложений чтобы выразить то что хочет и так далее. Язык – любой – не может быть «святым». Возможно, церковнославянский освящен многовековым употреблением и неиспользованием в разговорах (он создан только для богослужения). Тот, кто хочет понять богослужение, постарается выучить церковнославянский язык. С другой стороны, даже если изучить, или, даже если все переведем – точно все не поймем, потому что в богослужении, как вообще в вере, много мистического, символического и, считаю, Бог дает понимание, открывает значение смиренному, не образованному и знающему. Наши предки не умели читать, но Евангелие понимали, слушали на богослужении и Бог им давал знание.
Скажу следующее: в начале моего пути к Богу я искала и читала переведенные тексты на сербский, и думаю, это было тогда важно. Тогда мне нравилось, что на богослужении слышу сербский язык. Сегодня, наоборот, больше использую церковнославянский, даже в домашней молитве. Беру в руки и молитвослов, и Псалтирь на церковнославянском чаще, чем на сербском. Но, не стала бы преувеличивать значение языка. Обмирщение – оно всегда есть, и если переход на сербский помог ему развиваться (обмирщению), то это незначительно (если вообще имеет место быть), потому что мы живем в таком мире, где Бога все меньше и меньше. Вряд ли спасет нас от апостасии полное возвращение к церковнославянскому языку, например.
Беседовал Владимир Басенков