Мы продолжаем беседу с Костой — бойцом легендарных «Тигров Аркана», а ныне — не менее легендарной «Эспаньолы».
В этом году 24 марта исполняется 25 лет со дня начала бомбардировок НАТО-пактом Союзной Республики Югославия, 25 лет, как в сербском крае Косово и Метохия проводится активная зачистка сербского населения и выдавливание его от своих родных очагов и могил предков.
Увеличение актов террора по отношению к сербам со стороны косовских албанцев началось с 1995-1996 года, когда была прекращена война в Боснии, но десятки тысяч мусульманских боевиков не могли или не захотели вернуться к мирной жизни, да и «мировой общественности» не давало покоя существование такого крупного осколка бывшей Югославии, как СРЮ. Да и сам распад СФРЮ не был целью коллективного Запада, цель – это обкатать технологии по развалу многонациональной и многоконфессиональной страны, с прицелом на то, чтобы потом точно так же разорвать на куски и Россию. Ну, и конечно, деньги и еще раз деньги были причиной обострения косовского вопроса.
Во-первых, утилизация устаревших боеприпасов – занятие дорогое, проще устроить маленькую победоносную войну и освободить склады вооружений, либо продать это вооружение воюющим сторонам.
Во вторых, стремительно стареющей и дряхлеющей Европе выгоден очаг напряжения поблизости, как источник донорских органов и детей, используемых в различных, далеко не благородных, целях.
Агрессия НАТО-пакта была неизбежна еще и потому, что в 1995 году НАТО все же не решился подвергнуть бомбардировкам сербские города без санкции ООН, но новый миропорядок и однополярный мир требовал и новых взаимоотношений между государствами, международное право, сформировавшееся после окончания Второй Мировой войны, требовалось менять. Что и было сделано 24 марта 1999 года.
После начала разгула бандитизма в крае Косово и Метохия, сербские власти в 1998 году начали активно проводить полицейские операции по ликвидации боевиков и достигли определенных успехов в этом. Но под давлением «мировой общественности», операция была прекращена, но в начале 1999 возобновлена.
Казусом бели стал так называемый «инцидент в Рачаке», когда убитых в бою бандитов переодели в гражданскую одежду и представили жертвами геноцида косоваров со стороны сербских властей. С этого момента вопрос о бомбардировках Союзной Югославии, был предрешен.
Западные страны начали войну. В ходе авианалётов использовалось более 1 100 боевых самолетов, большая часть которых базировалась в Италии. Также использовалась морская авиация (3 авианосца) и крылатые ракеты морского базирования. В ходе операции авиация НАТО совершила свыше 35 000 вылетов, было сброшено и выпущено более 23 000 тяжелых бомб и ракет, 37 000 кассетных боеприпасов, некоторые из них были начинены обеднённым ураном, что привело к радиоактивному заражению некоторых местностей (ущерб на миллиарды долларов). Погибли, пропали без вести и были ранены тысячи сербов.
НАТО-пакт свое участие в наземной операции не планировал, но войска все же к границам Югославии стянул. Вторжение должны были начать бандиты из УЧК, наемники и выходцы из исламских стран, имеющие боевой опыт. Точкой прорыва выбрали небольшую погранзаставу Кошара, где находилось от 111 до 130 человек, в основном солдаты-срочники. Как им удалось не просто выжить в том аду на Кошаре, а выстоять, не допустить вторжения, трудно даже представить.
Был там и наш собеседник, мы продолжаем наш разговор с русским добровольцем Костой, один раз уже защищавшем сербский народ с оружием в руках. И вновь он не остался в стороне.
– В 1999 году ты вернулся на Балканы. Как ты смог? Ведь границы были перекрыты…
– Я успел просочиться.
– Ты предвидел, что НАТО-пакт все же нападет на Сербию и поехал раньше?
– Я не то, чтобы предвидел… Мне сказали: «Подтягивайся», это тоже был парень их «Тигров Аркана». Но так уж получилось, что «Тигров Аркана», именно как подразделение, власть в Косово не пустила. И нам пришлось добровольцами вступать в ряды обычных подразделений.
– Среди добровольцев, решивших защищать сербский народ в Косово и Метохии, были еще русские?
– Да, конечно, русские добровольцы собирались в казарме Бубань Поток. Вместе с другими добровольцами я попал в расположение 2 батальона 125 мотобригады, бои она вела возле Юника, неподалеку от Джаковицы. Наши ребята держали территорию и границу. Первое время мы действовали непосредственно по заданию Любинко Джурковича в районе Юника, чуть позже нас подняли в горы, и мы выполняли задачи там. Мы были такой пожарной командой, если на каком-то участке фронта возникала проблема, то нас перебрасывали туда. Были случаи, когда мы выполняли задачи непосредственно на первой линии, сражались с боевиками-албанцами, были случаи, когда мы действовали чуть ниже, нас постоянно перебрасывали.
– И в составе этого подразделения ты попал на погранзаставу Кошара?
– Да. К тому моменту я уже имел определенный боевой опыт, понимал, что нас ждет, но я ошибался. Вот самое худшее, что я мог себе представить, и то я ошибался. Все было намного хуже. Был снег, очень глубокий снег, местами выше человеческого роста, если человек проваливался, то он уходил с головой. Шанс спастись был только, если кто-то видел, что ты провалился и приходил на помощь.
Еще очень густые туманы. Когда теплый воздух с Адриатики наползает на снег в горах, сразу начинается туман. Тот, кто был на Кошаре, тот туман не забудет. Он настолько густой, что в нескольких метрах от себя ты ни черта не видишь. А из этого тумана в любой момент может показаться противник.
Наступающие из тумана боевики ведут настолько плотный огонь, что у тебя бруствер попросту шевелится, мы каким-то чудом успели притащить кусок бука и положили его перед собой. А бук – дерево мягкое, но плотное, пули в нем вязли, не пробивали его, там камушки еще какие-то наложили. А чтобы вы понимали, это горы, окопчик даже маленький вырыть невозможно, мы выкопали сантиметров 30 в глубину, не более. Но бруствер у тебя шевелится, голову поднять нельзя, лежишь, рядом куча гранат и ты просто не глядя гранаты за бруствер закидываешь… А рядышком крики «Аллах акбар!» и все остальное. Нам тогда очень повезло. Когда они подошли, что называется, на пистолетный выстрел, по флангу был пулеметчик-серб, он засадил очередь, наверное, патронов на 200. Это нас и спасло тогда.
На войне, как бы ты ни был хорошо подготовлен, всегда может случиться так, что вся подготовка тебе ничем не может помочь, противника настолько много и он прет, не считаясь с потерями и приняв все вещества, которые смог добыть.
– Кто был вашим противником? Это ведь были не только косовские албанцы?
– Если брать основную ударную силу – то это были боевики Армии освобождения Косово (УЧК), террористической организации, которую таковой признали даже Штаты, хотя, в принципе, они ее и создали вместе с британцами… Было много наемников, было даже какое-то подразделение, набранное из албанцев, имевших гражданство Штатов. А вообще-то, мы не спрашивали, кто напротив нас, мы в них стреляли. Было много военнослужащих НАТО, они могли быть юридически как наемниками, так и инструкторами, к примеру, артиллерийской корректировкой занимались бойцы Французского Иностранного легиона. Непосредственно по нашим позициям била артиллерия албанской армии, хотя Албания не объявляла войну Союзной Республике Югославия, солдаты Албании принимали во всем этом участие, они просто не пересекали границу, стреляли по нам со своей территории.
– Сколько вас (военнослужащих и добровольцев сербской армии) было в тот момент в районе Кошары?
– Я не думаю, что много, и не могу ответить сколько потому, что сама обстановка менялась постоянно. Крутится слово «рота», но сколько в роте действующих бойцов, никто не знает. Вот мы заняли, например, какой-то участок, а в соседней яме могут находится, еще двое бойцов, то есть слева-справа такие двойки. Каждый занимался своим делом, я не ходил там общаться к смежникам. Мы держали свою линию.
– А сколько было против вас?
– Очень много.
– Ну, в два, три раза больше?
– Тогда я не знал, сколько их. Просто их было много. Уже по прошествии какого-то времени, я узнал цифры. Первая волна атакующих была порядка 7 000 боевиков, за первым эшелоном шел второй – уже порядка 12 000, в случае успеха и прорыва сербской обороны, они должны были выйти на оперативный простор и рассечь Косово и Метохию на части. Первая группировка должна была пробить нашу оборону, расширить плацдарм, а вторая группировка должна развить успех. Это как бы нормальная военная практика. А теперь представь, сколько нас и сколько их, нас было кратно меньше.
– Есть какой-то эпизод, который запомнился?
– Ну, мой друг Дарко Анджелкович чудил… Я уже говорил про туманы. Дарко услышал в тумане голоса, вроде как, албанцы. Ну, ребята немного пообщались, поговорили между собой. Наши пошли проверить. Мы тогда оставались на линии, не ходили на задание, то есть нам нужно было держать линию за себя и за того парня. Они уходили из своих ям (окопом это назвать невозможно, как я уже говорил, в горах выкопать окоп нельзя, есть небольшая ямка, а на бруствер наваливали все, что только можно, чтобы создать хоть какое-то укрытие. Таскали камушки, досочки, щепочки, бревнышки – лишь бы положить.) В общем, наши парни спустились, ну, буквально метров сто, отошли в сторону. Мы ничего не видели, только слышали, что происходит, уже потом нам парни рассказали. Так что, я объединю их рассказ и свой.
Они спустились, смотрят – толпа албанцев ведет земляные работы, то есть пытаются рыть себе ямки. На самом деле, эти ребята просто-напросто ошиблись и пришли не на ту точку, они подошли слишком близко к нашим позициям. У Дарко был с собой пулемет, югославская версия нашего ПКМ (пулемета Калашникова). Уходить наши парни и не подумали. Первым делом они бросили гранаты в сторону противника и начали поливать их из всего имеющегося оружия. У албанцев началась паника, толком ответного огня они так и не сумели организовать, Дарко их из пулемета очень нехило прочесал. Потом наши ребята быстренько ушли оттуда.
Но… Получилось следующее… Один из албанцев панике не поддался и решил отомстить, по следам парней он подкрался к нашим окопам. Югославские ребята после удачного боя были возбуждены и потеряли бдительность. В результате в окоп влетела граната, и один наш парень погиб. Этого албанца тут же ликвидировали, но и мы по глупости потеряли человека.
В этой ситуации бдительность потеряли все, что албанцы, что наши после боя, а с другой стороны – мальчишкам было по 19 лет, обычные пацаны-срочники. Естественно, они были возбуждены после удачной вылазки, решили обменяться мнениями, вот и получилось так.
Вот такой хороший урок жизненный нам преподали, что не надо расслабляться ни при каких условиях, всегда нужно контролировать все, что происходит вокруг.
– А еще какие-то эпизоды вспоминаются?
– Да, но это тоже был печальный эпизод. Холод. Темнота. Это тоже как бы я сам видел и слышал, что происходило, но на месте я не был. Это происходило где-то метрах в пятиста от нас. Это было ночью и нам не разрешили туда выдвинуться. Мы должны были дождаться рассвета потому, что мало ли, могли открыть огонь и перебить нас свои же, так называемый дружественный огонь. По рации в эфире творилось черте что, были крики.
Суть в чем. Поднимался отряд, на точке находились молодые бойцы. А отряд смежников, я не буду говорить из какого они подразделения, предупредили, что нельзя разжигать огонь, они не послушали. В результате, они огонь развели, попили кофейку и пошли дальше. А огонек был замечен и переданы координаты для нанесения авиаудара. И вот по тем самым молодым парням, которые держали позицию, нанесли удар кассетными бомбами. Ощущения очень яркие, когда лежишь в своей ямке, а тебя от разрывов сантиметров на 20 подбрасывает.
Сама по себе кассетная бомба – это оранжевый цилиндрик с надписью BLU, цифру не помню, но их много в кассете, штук 200, дают большое количество мелких осколков. Тогда много ребят погибло, много было раненых.
Сами боевые не запоминаются. Ты в каком-то другом измерении и воспринимаешь все по-другому, после боя находишься в какой-то пустоте, прострации. После боя смотришь, а у тебя несколько чек от гранат брошенных на пальцах болтаются. Когда ты их бросил? Даже на краю сознания это не отложилось. А как все происходит? Трудно сказать потому, что это все даже в голове не укладывается.
– Долго вы там были?
– Где-то с середины апреля, май, июнь, то есть до конца. Наше подразделение уходило из района Кошары последним. И буквально до последнего дня у нас стояли посты, и мы держали границу.
– Обидно было уходить?
– Непонятно. И не то, что обидно… Было больно смотреть на тех сербских парней, которые получили такой приказ, у них глаза были пустые в тот момент. Я-то уже был относительно взросленький, а им было по 18-19 лет. Было много и добровольцев-сербов, ребята молодцы, хорошо воевали, но именно ребята-мартовцы (те, кого призвали в марте 1998 и должны были уйти на дембель в марте 1999 года), вывезли на себе основную тяжесть боев и, кто бы что ни говорил, больше всего уважение я испытываю именно к ним. Именно они, как наиболее опытные солдаты-срочники приняли на себя основную тяжесть удара, и они это вывезли на своих мальчишеских плечах. Любой доброволец да, возможно, он более опытен, да, возможно, он знает и умеет больше, но к нему и требования выше. А вот эти ребята – они просто молодые парни, которые за год своей армейской службы чему-то научились, но это мальчишки. Если бы я в 19 лет оказался в такой ситуации, то не знаю, вывез бы я ее или нет, просто не знаю. А они вывезли.
Это трудно понять, но те условия, в которых все происходило были реально адскими. Не зря впоследствии эти бои назвали «Кошарский ад». И сам противник не отрицает, что выстоять в таких условиях было колоссально сложно, крайне тяжело.
– Такие испытания навсегда сближают людей. У тебя остались друзья из ада Кошары, из тех самых мальчишек?
– Да. Тот же самый Дарко Анджелкович, мы до сих пор с ним общаемся.
Коста, огромное тебе спасибо за этот разговор, да и за все разговоры. Будем всегда рады тебя видеть!
Начало интервью – ЗДЕСЬ