Дорогие друзья! Мы запускаем цикл публикаций в рамках авторской рубрики Софьи Полуниной «РАЗГОВОР СО ЗРИТЕЛЕМ», в которой Софья будет знакомить вас с интересными людьми из мира театра и кино.

Актёр театра «Школа Драматического Искусства» Андрей Финягин для меня всегда был и остаётся актёром-загадкой. В его персонажах всегда чувствуется какая-то предыстория. Он вносит в роль объёмный бэкграунд, как это и свойственно актерам-интеллектуалам, какими были его любимые артисты – Олег Борисов, Георгий Бурков, Иван Бортник… И как только я вижу фамилию Финягин на театральной афише, я не раздумывая беру билет и иду на его спектакль, чтобы снова попытаться разгадать его актёрскую тайну.

– Андрей, Вы окончили Школу-студию МХАТ, и это был последний выпуск Олега Ефремова, о котором ещё при жизни можно было сказать, что он великий артист. Мне, как зрителю, очень хочется узнать, какие Ефремовские постулаты сопровождают Вас в Вашей творческой деятельности до сих пор?

– Олег Николаевич, когда смотрел наши показы, говорил всегда: «Ребята, главное, в своих ролях всегда оставаться человеком». И тогда, когда я был студентом, мне казалось это какой-то абстрактной рекомендацией. И только позже я понял, что это очень важная история. Важно в каждой роли найти какое-то соприкосновение с самим собой сегодняшним и понять глубокую человеческую правду своего героя, соотнести с тем, как ты к этому относишься. Я убеждён, что наше профессиональное и наше человеческое очень связаны. Поэтому важно сохранить в себе человеческое, найти это человеческое в роли и как-то сплести что-то своё и персонажа.

– Ефремов у меня всегда ассоциировался с классическим театром, с глубоким проникновением в образ, с абсолютным пониманием своего героя. И когда я смотрела Ваш моноспектакль «Иностранец» в Школе драматического искусства, я очень тонко прочувствовала переживания Вашего героя, ощутила его, так сказать, кожей. И это именно то, что мне стало всё больше и больше не доставать в современном театре. Скажите, у Вас не возникает опасение, что психологизм со временем может окончательно уйти из театра и сцена превратится в площадку для соревнования режиссёрских форм?

– Да, есть такие опасения. И вот, как раз, к тому, что Олег Николаевич говорил – оставаться людьми. Это важная история, чтобы в ролях не быть просто какой-то функцией, транслятором. Для меня важно в театре нести что-то своё. Наверное, поэтому и появился спектакль «Иностранец». Просто хотелось темы, которая меня очень остро цепляет. Для меня интересен спектакль там, где есть Артист, там, где есть Личность. Там, где этот артист может сопрягаться со своей болью, и материал сочетается с его нервом. И мне жалко, что этот театр как-то уходит, но я убеждён, что он не уйдёт.

– Мне очень интересен режиссёр Дмитрий Крымов, который достаточно приличное время ставил спектакли в Школе драматического искусства. А как Вы относитесь к его творчеству?

– Первый спектакль в его постановке, который я видел, это была «Поздняя любовь», и он меня потряс какой-то смелостью, какой-то неожиданностью. И, несмотря на это всё, это было каким-то точным попаданием в Островского. Он мне тогда безумно понравился. Потом был спектакль «Пушкин своими словами» – я был тоже потрясён. Но не все спектакли Дмитрия Анатольевича мне одинаково нравятся. Мне очень нравились спектакли, которые он делал в Школе драматического искусства. Мне очень нравится, как в них существует Маша Смольникова, её нахождение себя в этой острой форме, в которой она смогла найти какую-то свою звенящую историю. Например, в спектакле «Безприданница», где задета её личностная основа. Это круто! Не могу сказать, что Крымов – мой любимый режиссёр как у зрителя, но это очень свежий театр, очень смелый.

– А как зритель, что больше любите смотреть, какие спектакли можете отметить?

– Люблю театр. Это радостное искусство. Нечасто, правда, хожу. Боюсь разочарований, тяжело их переживаю, равно, как и остро радуюсь за какое-то чудо театральное, которое случается. Из чудес это было «Три сестры» Юрия Погребничко, когда вдруг из ничего происходит что-то настоящее. Ещё, наверное, «Кант» Карбаускиса в Маяковке. Я люблю, когда в центре артист и когда к слову бережно относятся на сцене, когда не так много фокусов, а что-то происходит.

– Что для Вас главное в работе с режиссёром и что не приемлемо?

– В работе с режиссёром для меня очень важен диалог. Чтобы режиссёр не относился к тебе по принципу «актёр – это материал, это краска…» А мне важно, чтобы моё сознание подключалось, чтобы был план режиссёра и плюс ещё какое-то моё видение, и в итоге мы приходим к чему-то среднему, как вот, например, в недавней работе с Женей Закировым в спектакле «Гроза. Апокриф». А что неприемлемо… Это, пожалуй, наличие халтуры и пошлости. Если я понимаю, что работа скатывается в какую-то пошлость, в какой-то примитив, и человек целенаправленно идёт в эту сторону, то мне с таким «художником» не по пути.

– Вам легко отличить эпатаж на сцене от гениальности? Как вообще относитесь к хайпу в театре?

– Олег Николаевич Ефремов, когда смотрел наши отрывки и когда не знал, что сказать, чтобы не обидеть, всегда говорил «И такой театр тоже бывает». Поэтому театр может быть каким угодно, только не скучным. WOW-эффект должен быть в театре, но только он должен достигаться за счёт чего-то подлинного, сущностного. Мне кажется, что WOW -эффект в наш век, век режиссёрского театра, случится, если зрители будут испытывать какие-то подлинные эмоции от происходящего на сцене, когда они не будут слышать, как актёры говорят монотонными голосами роботов или автоответчиков (такая, псевдоорганика). Мы даже в жизни гораздо театральнее порой, чем артисты в некоторых современных постановках.

– Что Вы вспоминаете или представляете, когда нужно рассмеяться на сцене, а что – для того, чтобы заплакать?

– Это каждый раз всё время абсолютно разные вещи. Важно очень свободно подойти к спектаклю. Как очень хорошо этому дал определение в своей книге Анатолий Эфрос – «отрешённость». Это качество даёт тебе возможность увидеть партнёра, который рядом с тобой, и почувствовать себя и вытащить изнутри то, что нужно в данный момент.

– У Вас очень серьёзная внешность и лично мне сложно представить Вас в какой-то комедийной роли. И тем не менее, какого комедийного персонажа Вы бы смогли с удовольствием воплотить на сцене?

– Вообще, я считаю себя острохарактерным актёром. И не только я, а и некоторые режиссёры тоже. Мой творческий путь начался ещё в школьном театре с роли Министра-администратора в пьесе Шварца «Обыкновенное чудо». Это я маскируюсь под серьёзного героя, на самом деле, мне нравится что-то острое, хулиганское, придурковатое даже. Что касается конкретной роли, то мне бы очень хотелось сыграть Хлестакова.

– А Вы поющий артист?

– По поводу «поющий» мне как-то скромность не позволяет о себе так говорить. Я скорее – напевающий. Несколько лет назад научился играть на гитаре, что-то пою из Окуджавы, из Высоцкого, но стараюсь это делать для близкого круга. Сейчас так много поющих артистов, которые сами считают, что они поющие, что я думаю, ширить этот круг не стоит (смеётся).

– Вы мне всегда представлялись очень сильным человеком, которого сложно сломать, или как-то обидеть. Но у всех нас есть «ахиллесова пята». Что может Вам причинить боль?

– Хамство, которое, к сожалению, встречается у нас и в жизни и в профессии, когда не учитывается твоя личность, когда к тебе относятся неуважительно. У меня были такие случаи, но я уходил от этого. Причём уходил, уходя из Театра.

– Какой процент успеха фильма, по Вашему мнению, занимает хороший сценарий? И почему их так мало сейчас в российском кино?

– Я считаю, что сценарий – это процентов 70 успеха картины. И именно оттого что в современной индустрии созданию сценария уделяется крайне мало времени, мы так мало видим качественных фильмов, которые хочется пересматривать. Хороший сценарий можно испортить, а вот на основе плохого сценария сделать что-то хорошее крайне сложно.

– Расскажите о финягинцах.

– 4 года назад мне предложили возглавить курс на отделении искусств в педагогическом университете. Вообще, педагогика – это удовольствие, не сравнимое ни с чем. Когда на твоих глазах у ребят за время обучения меняется мышление – это счастье. Финягинцами, кстати, они сами себя назвали, даже заказали футболки с надписью «И такой театр тоже бывает» – цитата Олега Ефремова, протянув какую-то преемственность поколений. Мне очень важно, что я для них не только педагог, но и старший товарищ в плане культурного развития. И ещё, что для меня особенно важно, что не только я им что-то даю, но и они меня питают, такой у нас обоюдный вампиризм.

– С кем из исторических персонажей Вы хотели бы встретиться и о чём поговорить?

– Ну коль наша тема всё же театральная, то наверное, я бы пообщался с Константином Сергеевичем Станиславским. Я бы спросил, как Вам жилось после 17-го года, как Вам удалось сохранить истинную подлинность русского художника в широком смысле этого слова, как Вы прожили этот период, хотелось бы уехать, или остаться, и как удалось сохранить себя в новых реалиях?

В кино Андрею Финягину очень правдоподобно удаются образы высокомерных циников, но в жизни это очень благожелательный, тонко чувствующий, возможно, даже где-то ранимый человек, но уважающий себя, а главное, уважающий свою профессию. Конечно, актёрскую тайну Андрея я не разгадала, но узнала о нём много нового и интересного, чем с особой радостью могу поделиться и с остальными поклонниками таланта этого удивительного артиста.

Автор Софья Полунина

Фото из личного архива Андрея Финягина