О поезде в Черногорию было когда-то моё первое написанное в издании «РуСербия». Теперь, говоря о Сербии по-русски, волей-неволей возвращаешься на перрон номер 6 Центрального Белградского железнодорожного вокзала. Дело в том, что мало какой русский человек, живя в Сербии, не слышал о Черногории. Наверное, именно из той страны для большинства наших соотечественников открываются Балканы, как и сейчас передо мной дверь натопленного вагона.

Да, в поезде тепло. Пожалуй, это единственное, что тут работает исправно. Всё остальное абы как и каким-то чудом, от дверей и полок до света и самого движущего механизма. Ну, а что ты, собственно, хотел при цене 26 евро за билет? Вся незадача в том, что даже за сумму побольше нечего больше предложить. Я иду по проходу и понимаю, что он являет собой всю балканскую идиллию бытия. Вот кто-то просит проводника об отдельном купе, здесь уже два соседа спорят восток – запад, пару раз до меня даже доносится русская речь. Выбегает маленький цыганенок и за ним беспокойная мамаша. Они всегда преувеличивают беспокойство о потомстве на людях, привычка. Это-то моё купе, согласно билету.

Подходит проводник и сразу же меня провожает в отдельное купе, не желая даже слушать, что я не против таких соседей, каких Бог послал. Итак, поезд трогается, я сижу в гордом одиночестве. Мест по направлению Белград – Бар зимой намного больше, чем желающих, летом будет наоборот. Билета будет не купить.

Когда поднимаемся в горы, начинает заметно холодать, от окон дует, но и печка набирает оборот под стук колёс. Остановка на станции Ужице, 5 минут, самая долгая на всём пути следования. Не считая, конечно, пограничной, но там выходить нельзя. Машу проводнику, мол:

– Покурю.

– Кури здесь, братэ, а то поезд без тебя уедет. Так и останешься на перроне с сигаретой в зубах. – С этими словами и немножко смеясь, он ставит в тамбуре пластиковый стакан с водой на донышке, импровизированная пепельница.

Нарастающий звук – стук колёс оповестил о продолжении пути во мглу ночи и снега. Иногда, когда луна выглядывала из облаков, можно было хорошо разглядеть бескрайние горы. Говорят, что днём эта дорога — одна из самых красивых в мире.

Граница. Первая сербская, она в Приеполе, вторая – черногорская, уже в Бело Поле. И если бы не отличия в форме пограничников, я никогда не подумал бы, что оказался в другой стране. Жизнь здесь по обе стороны непростая и не жирная. Освещение улиц выхватывает бедные домишки северян, но построенные когда-то на совесть.

По мере движения на запад вершины гор начал освещать рассвет. Но по-настоящему что-то увидеть удаётся лишь на подступах к столице. Подгорица долго спит. Говорят, что ещё в те времена, когда она называлась Титоград, радио оповещало: «Добро йутро, радни люди Црне Горе» лишь к обеду. Так что о том, чтобы в семь утра на улицах встретился хоть один прохожий или автомобиль, и речи быть не могло. Фонари тускло освещали всё ещё спящий город. Затем солнце оранжевым красило руины крепости на Скадарском озере. Нырок в горный тоннель — и вот перед тобой большая вода.

Бескрайняя синева моря мелькает между задворками игрушечных домов – какова ирония. Сколько несчастных соотечественников, которые вообразили, что смогут приобрести покой и умиротворение по цене однушки в Одинцово.

Но это же правда фантазия. Достаточно посмотреть на вечный здесь зимний пейзаж – стройку. Водопроводные коммуникации снаружи держатся на твёрдом убеждении, что температура ниже нуля не существует, даром что каждая четвертая зима доказывает обратное. Теплоизоляция курам на смех. Про обогрев кондиционерами я вообще молчу. Но фасады красивые, шикарные, элитные. Полная противоположность жизни на севере страны, возможно не столь декоративной, но зато реальной.

Жизнь на море в самом деле похожа на жизнь в бутафории ярких декораций. Одно время билборды вдоль автодороги от Подгорицы до побережья так и вещали рекламу туристам: «Као на фильму».

На самом деле кто-то когда-то вообразил, что в декорациях летней сказки можно жить круглый год. Или, по крайней мере, заработать на этой идее.

Эмигранты тут, как следствие, тоже не настоящие, они не похожи ни на американских, ни на сербских, ни английских. Они находятся в стойкой зависимости и взаимосвязи с родиной. Вечно оглядываясь: «А что там?» И так сложилось, что побережье для этих людей – это про одиночество. Они гуляют вдоль холодного пляжа парами, а порой даже по трое. Но, в сущности, они одни. Никто толком не слушает, о чём рассказывает его «сопрогульщик». Здесь в среде эмигрантов и даже просто заскочивших на недельку вообще не принято слышать другого. Это поразительно, люди вроде бы ведут диалог, но каждый говорит, что-то своё, совершенно не связанное с высказываниями собеседника.

– И ты представляешь, я увидела его с ней!

– Да, да, ночи очень холодные, ты совершенно права.

Я стою у окна замедляющегося поезда, специального пути Маршала Тито, и думаю, а может это была его идея? Сегодня здесь не настоящий язык, не настоящая валюта, не настоящая государственность. Но когда-то это место развилось из рыбацких деревушек, руин форпостов и княжеских вилл в туристический рай исключительно в составе большой страны, захваченной не менее фантастической идеей коммунизма и всеобщего благоденствия. Диктатор умер, и с ним распалось его детище. Один из кусочков смотрится наиболее нереально, почти комично, но больше с оттенком трагедии, волны мечты, разбивающиеся о скалы реальности.

Пальма близ вокзала стыдливо прикрывает циферблат уличных часов. 09:05. Поезд прибыл с приличным опозданием. Оказавшись в Черногории, забудь про такую категорию, как «вовремя». По расписанию здесь только утренняя кафа с ракией, и то только потому, что для них всегда время найдётся.

Но только тут вам не придётся ждать помощи на дороге более получаса. В Сербии, в околине Београда, такого нема. Тут же большое село, пусть и красивое. Где бабка весело кричит деду, другу молодости, в другой конец маршрутки: «Дже си? Пи… те материна».

Разумеется, здесь полно альфонсов. Эта ещё одна деталь курортной фантазии, в которой кто-то живёт реальную жизнь. Девушки из больших городов обижаются на местных ухарей. Он показал ей большую и чистую любовь в одну ночь на каменном пляже. А наутро попросил оплатить ему такси с кафой. Что поделать? Такова реальность.

А мужику тут хорошо… На рассвете забросишь удочку, посидишь, выпьешь, покуришь. Не клюёт. Ну так ты и не ожидал. Сделаешь ещё глоток. И пойдёшь себе вдоль пустынной улицы. Так идёшь себе минут 10 в полной тишине. Вдруг мимо прохожий. Поравнялись, разошлись. И снова только шум моря отражается эхом от стёкол закрытых кафан. Для того, чтобы найти ту, что примет тебя в свой уют, где жар печки, яркий свет пыльных окон и шелест газет местных стариков, нужно свернуть в какой-то никому неведомый проулок, где сами каменные стены пропитаны запахом виноградной ракии.

Так я провёл день на берегу. Но уже с закатом меня потянуло к реальной жизни. Настолько, что отправления поезда в 19:00 мне ожидать стало душно. Билет на автобус из Будвы в Подгорицу стоит каких-то 5 евро. И пусть в итоге я сел на тот же поезд, что отправлялся из Бара, то время в его ожидании в столице я провёл не зря.

Местный кулинарный рай – исламский старый райончик, зовущийся Стари Варош. По две стороны от турецкой башни с часами, отмеряющими минуты до возвращения в Белград, расположился душевный ресторан с разливным и дешёвым Никшечко. Опрокинув стакан и хлопнув им о скатерть в клетку, я отправился по другую сторону, за сочной, острой с сыром и салом, даром что район мусульманский, плескавицей. Они её тоже такую едят. С собой, конечно, с собой. Пихаешь замасленную обёртку в мешок и спешишь на поезд к 20:05.

Спешишь, разумеется, зря. Всякий раз найдётся какая-то причина, по которой даже на этом участке пути в час длиной произойдёт задержка. В этот раз она была – корова, причина, я имею в виду, вышедшая на рельсы. После чего, я думаю, у мусульман в районе Вирпазара Рамадан начался раньше срока.

Зал ожидания на вокзале Подгорицы сильно уступает современному творению из стекла и бетона в Белграде. Публика соответствует декору обшарпанных стен. Это престарелые бомжи. Здесь прокурено и пахнет сивухой. Редкий путник решится ожидать тут поезд, все они кучкуются с сумками и чемоданами на слабо освещенном перроне.

Когда поезд наконец прибыл, разбивая морозную тьму жёлтым светом старых фонарей, русский журналист бросил последний взгляд в сторону побережья и махнул папиросой на прощание. До следующей встречи, какой бы дорогой она не пришла, она обязательно состоится ещё не раз.

 

Добрыня Балканыч