Мой хороший друг и легальный дилер, в том смысле, что аптекарь и на законных основаниях выдаёт прописанные доктором вещества, под сильным действием которых, Добрыня Балканич и пишет сам рецепты человечности… (Ах, бедная-бедная наш корректор).

Короче, фармацевт по нужде и поэт по духу, Марко Йоветич написал ниже следующий парафраз на знаменитые „Мостарские дожди“ их перевод вы без труда найдёте.

Но вот Дожди Сомборские стоит мне перевести, как прекраснейший гид-инструктор о Равнграде, как это место между Сербией и Венгрией когда-то звалось. И если вас занесёт сюда Северный Ветер, что по-сербски зовётся „Северац“, а местные так переименовали авто перевозчика из Белграда. „Severtrans“ запомните название, его маршрутки следуют с вокзала столицы почти каждый час. Можно уехать ранним утром, и полным впечатлений вернуться ночью.

Аккредитованный журналист будет рад оставить без работы не только не лицензированных агентов, но и без году неделю прилетевших экскурсоводов, коих среди релокантов-помогаек развелось, как котят у цыганской кошки.

Итак, что посетить за день „в том Сомборе“ [просто, есть песня с таким названием]? Скоро расскажу – переведу. Только ещё минутку вашего терпения, с целью пояснить необходимое. Автор оригинала сербского вынужден был с рождением сына оставить 3 курс драматического факультета, как и надежду профессоров, явить в своём лице нового Момо Капора. Сам текст, как уже говорилось, парафраз. Так что и начинается он со слов о любви, которые вынужден оставить, хоть никакой практической ценности, едино волнующей подавляющее большинство читателей, не несут. А я сам поэзию без музыки не люблю, так что будет без рифм, но со смыслом.

Сомборские дожди

 

В Сомборе одного лета любил я некую Светлану

 

О, если б только мог заснуть.

Не имела б моя голова,

Не имела б моя голова

Таких мук.

Говорила мне она тогда:

Выпей кофеин

Прими холодный душ

Ты же не сопляк,

сделай что-нибудь

А хочешь, я тебе массаж сделаю?

Я же слушал её голос.

Смотрел на её руки

… и плакал.

[Ужасно, правда? – примечание переводчика, который, как прозаик …страданиями, чему есть другое название, но оно непечатное, не страдает. Ещё чуть-чуть и мы приближаемся к сути.]

Настал август, вечный август. И в том году не исключение. [Русскому читателю, не привыкшему разбрасываться тёплым временем, здесь сложно понять сербского поэта, но из песни слов не выкинешь – ещё одно примечание надоедливого переводчика].

Ни дуновения ветра

Ни дождя по прогнозу.

Мы встретились в парке.

Был какой-то фестиваль [скорее всего украденный из зависти у апатинцев, Рыбного Паприкаша – ухи с красным перцем – опять примечание дотошного до деталей переводчика].

А в конце фейерверк.

Я отвел её до Зеца [Начало прогулочной улицы или Korzo по-сербски в Сомборе именуется „Zec“ – Заяц, по когда-то популярной кафане. Центральная точка всех свиданий, зовущаяся ещё „Фонтана“. Всегда полна такси и всяких лотков-киосков] по попкорн.

Затем в Пеливан за мороженым [опять же легендарная, но и далее, вот уже более века работающая кондитерская, о которой мы писали].

Ей не пришлось мороженое после попкорна.

Я отвез ее на могилу Лазы Костича

и там плакал о судьбе мира

мои слезы тронули ее до глубины души. [Наш поэт, как и подобает рифмоплетам, плакса – цинично подмечает переводчик и сообщает, что памятник дядьки с усами (вообще -то это Велько Петрович прим.ред.), в раскрытую книгу которого регулярно какают сомборские голуби, также можно найти на прогулочной улице.

Русскому же гостю не грех будет посетить могилы своих предков, прославивших свой род героическим подвигом и в этом месте. О русском кладбище мы также писали.]

Зато мы прекрасно провели время на пирсе.

Большой Бачкий Канал

часть сети водопутевой Дунай-Тиса-Дунай,

Блестящий замысел Марии Терезии.

Подняли шлюзы и много вод утекло в ту ночь

А я смотрел на распущенные волосы, вздымающуюся грудь

И слушал пение жаб, вдыхая аромат перерабатывающего завода [в оригинале miris kafilerije — запах веткрематория]

Она мне говорила о Шагале,

жизни во Франции

и обезьянке, с которой она выросла.

Ее жизни в Мексике

ее мечтах об Андалусии.

Ее улыбка как в песне Drage Mlinareca.

Она любила рисовать.

И делала это с помощью сердца и пигментов.

Во мне же видела „золотое сечение“.

Гармонию пропорций…

Черт его знает.

На следующий день мы катались на велосипедах по пустырям Западно-Бачкой окраины. По заранее отпечатанным картам всюду меня водила. Вдоль канала, от Сомбора до Сивца, где сохранилась античности печаль, в Панонской Королеве.