Считается, что гражданская война на территории Югославии разгорелась на главный национальный праздник сербов – Видовдан. Этот день в сербской истории был отмечен рядом знаковых событий, в том числе, и выдачей в Гаагу Слободана Милошевича. О боснийской войне, мотивации русских добровольцев, восприятии войны сквозь призму Видовдана и неожиданной теории о том, кто решил символически связать значимую дату с отправкой в одну из столиц коллективного Запада экс-президента – в нашем разговоре с писателем и добровольцем Олегом Валецким.
— Приближается Видовдан, главный сербский национальный праздник. В этот день в сербской истории произошло несколько значимых событий, а среди прочего, началась гражданская война в Югославии. Какие причины стояли за этой кровопролитной войной, громом раскатившейся по на тот момент в общем-то спокойным, уютным, сытым Балканам?
— Сербы были достаточно крепки родовыми связями, они очень, как вы сами знаете, связаны с православием. И Видовдан имел достаточно большое значение тогда для сербов в период, когда они находились под турками. Но Сербия постсоциалистическая, даже постевропейская, — иная. Очень часто то, что подается в прессе, не совсем соответствует действительности. То есть первоначально сербский национальный подъем, он, разумеется, имел место быть, он, разумеется, сыграл большое значение, но сербские националисты, условно говоря, не руководили процессом. То есть Югославией, вы прекрасно понимаете, руководили постноменклатурщики.
И, в общем-то, сербский национальный подъем в какой-то мере был, и его просто использовали. Что опять-таки не отрицает наличие значительной части массы сербов, как возрастных, так и молодых, действительно сербского национального духа, которые увидели свой шанс в событиях 90-х годов восстановить ту Сербию, о которой они как бы, собственно говоря, мечтали.
Когда мы туда прибыли, я вообще понятия не имел, честно говоря… О сербах я знал немного. Многие, кто прибыли со мной, так же не представляли, что там происходит. Мы не видели особо разницы. Мы еще не могли понять, что такое сербы в Боснии и сербы в Сербии. А разница была достаточно существенная. Потому что история сербов в Сербии, сербов в Боснии, она весьма различается. Различается даже не из-за внутренних факторов, а из-за внешних. Очень часто откидают тот факт, например, что сербы и хорваты в Боснии постоянно были под давлением, так сказать. Поэтому они были в большей мере как бы националисты. У сербов в Сербии был конфликт в существующей власти. И, в принципе, сербы очень сильно были антикоммунистически настроенные и продолжали антикоммунистические настроения. Потому что в 1944 году, когда Тито пришел в Сербию со своими партизанами, это в основном были сербы из Хорватии, Боснии, Герцеговины, Черногории, и они пришли с помощью Красной Армии. И, соответственно, была свергнута вся эта структура национально-монархическая, которая была выстроена в Сербию в течение последних 19-20 веков.
Мы живём в мире, который был построен после Второй мировой войны, с которым фактически глобализация произошла. И она произошла, в том числе, и на национальном уровне. То есть тот контроль над человеческим обществом, который осуществляло современное, условно говоря, мировое правительство, его невозможно было предположить в прошлом. У нас очень часто забывается, что Югославия была куда более западным государством, чем Советский Союз. Она куда больше инкорпорировалась в состав мировых организаций. Югославия — это была «западная страна». И войну они там начали вовсе не от голода, а потому что именно номенклатурные структуры в Югославии начали эту войну.
Понятно, сербы как народ, они в данном случае были… если не «подопытные кролики», но как какой-то материал, который использовали в своих целях, что в то же время не отрицало, как речь идет о человеке, о человеке разумном, который творение Бога, он, естественно, имеет и собственное эго, собственное я. То есть он в ходе войны, в процессе войны занимает свою роль в этом существующем мире. И таким образом он начинает играть самостоятельную роль в отношении происходящей событий. То есть нельзя прямо вот так сказать, что, допустим, Югославию кто-то там специально разгромил.
Когда происходит действие человеческих масс, люди начинают играть все более самостоятельную роль и, соответственно, планы этого мирового сообщества, которые, естественно, существуют, они также меняются под воздействием данных факторов. Но изначально, если вы посмотрите руководство всех воюющих сторон Югославии, это все лица из партийно-номенклатурной среды. Югославский союз коммунистов коренным образом отличался от той коммунистической партии Югославии, которая была изначально тем, что это была больше социалистическая бизнес структура, которая была очень плотно связана с различными структурами. Югославия была включена в систему так называемого Запада. В самом-то деле все те структуры, которые организовывали войну, все были тесно связаны с Западом. И, собственно говоря, Милошевич был достаточно западный человек, он был директором представительства банка США, через осуществлялись поставки югославского оружия в те страны, где США не хотели напрямую вмешиваться. Но это были 1970-1980-е, период Великого Мира. Югославия уже был участником движения Неприсоединения. Это была большая политика.
— А как сами сербы, по вашим воспоминаниям, воспринимали эту войну? Особенно интересно, возможно, даже были разговоры на Видовдан об этой теме или вообще их личная увязка (военных или мирных жителей) о том, почему так получилось.
— Ну, в общем-то, они больше воспринимали эту войну как… особенно в Боснии, больше как «племенную». Наше или не наше. В основном вот эта идея пошла от оппозиционных кругов в Сербии, в Белграде. То есть оппозиционные по отношению к существующему тогда же Союзу коммунистов Югославии. Опять-таки, те оппозиционные силы в Сербии, которые в 1980-х годах начали возникать… понимаете, рост бизнеса, денег — появился рост свобод.
То есть в Коммунистической партии в 1960-е годы произошел определенный раскол между крайне «левыми» и, условно говоря, буржуазными конформистами. Джилас и остальная команда были крайне «левыми». И в борьбе между собой этих двух группировок и появился манифест Добрицы Чосича. Он сделал не «левым» этот манифест, а сербским национальным манифестом. Но он смог возникнуть в результате внутреннего раскола между номенклатурой и кадрами в Белграде. И произошел фактический раскол в Югославии внутри партийных структур, представителей различных республик. Как внутри этих республик, и между людьми республики, потому что сама система тотальной власти над обществом, которая предусматривается по строению социалистической Югославии, фактически уничтожила практически большую часть оппозиции. И вот потом, благодаря вот этим расколам в Сербии в 1980-е годы, и начало «взлетать» уже сербское национальное движение, к которому начали присоединяться различные интеллектуалы. И вот тогда начался, так называемый, «косовский миф», как у сербов принято говорить. Ну, это, в принципе, как бы не миф, это православная абсолютная идея, которая требовала защиты собственной идентификации как православных, прежде всего. Не как сербов, а как православных. Изначально-то сербы, если посмотреть историю средневековой Сербии, себя называли себя защитниками Европы. То есть тогда это была единая общность, считающаяся частью единой европейско-христианской общности, а сербы как бы стоят «на пороге», защищают себя, а вообще саму христианскую идентичность от ислама. Таково то средневековое сознание. Национализм как таковой появился позднее, во времена французской революции.
— Как лично вы и люди в вашем окружении в тот момент встретили эту весть? И почему решили поехать?
— Это в принципе понятно, что это не имело отношения к сербскому мифу. Это были 1990-е годы, если как помните, этим занимались тогда движения со стороны российской оппозиции, оппозиционные Ельцину. Естественно, российская оппозиция, в лице некоторых, устанавливала связи с сербами, точнее, с тогдашним руководством сербов. Я тогда к этому прямого отношения не имел, но помню, что был такой Ястребов. Он провел голодовки перед посольством в Югославии в России. На него вышли. Он ездил в Сербию, встречался с несколькими сербскими лидерами из вот этой, как я вам сказал, тусовки вот этой национально-патриотической, которая, понятно, была связана с государственными органами.
В Белграде был такой командир сербских добровольцев Гишка, были ещё ряд сербских националистом как например если я не ошибаюсь, драматург Райко Джурджевич, известный драматург, автор Косовской хроники. Был тогда в Белграде и Воислав Шешель прибывший из Сараево. Они пользовались поддержкой таких сербских политиков как Добрица Чосич и Радован Караджич.
Естественно, сербское лобби, поддерживало все эти действия. по прибытию русских добровольцев. И первая встреча, была, насколько я знаю, по линии Ястребова. Через Ястребова уехало несколько десятков добровольцев. В 1992-м году они уехали. Потом появились новые контакты, если я не ошибаюсь, также через казачество. Я вот попал туда через казачество. Особых знаний о том, что там происходит, у меня не было. Такая история не только у меня, а у всех, все были гражданами советского воспитания. Ну, естественно, у некоторых были свое убеждения — православные, монархические. Понимание появилось только когда мы уже там были, да и тут, скорее всего, больше люди узнали о сербах уже потом, когда возвращались домой и начали что-то читать. В общем, процесс был организован некоторыми чиновниками со стороны как Югославии, так и теми, как мы говорим, «советскими людьми», связанными с госаппаратом, которые были позиционно настроены к тогдашней, существовавшей власти Бориса Николаевича Ельцина.
К этому времени уже существовало Русское добровольческое движение. Были люди, которые уже ездили в Приднестровье, и большая масса людей из них поехала потом в Югославию. То есть, это были те, кто уже принимал участие в боевых действиях в Приднестровье и в Абхазии. Были участники казачьих отрядов из Абхазии. Они друг друга вообще знали, перезванивались. Поэтому, соответственно, когда предложили отправиться в Сербию, многие согласились ехать. Играл роль личностный факт.
Но эта масса, пусть даже небольшая, так называемых «русских добровольцев», в итоге стала играть в какой-то мере свою самостоятельную роль. Понятно, что там были и идеологические моменты, кто-то из русских, хотя там были в составе и украинцы, но не так много, в том числе было пару человек из украинских националистических движений. Не было это настолько монументально: 2−3 месяца люди побудут, повоюют и уедут. Больше шума поднимали журналисты-«расследователи». Нужно же деньги как-то зарабатывать. И вот они выдумывают на пустом месте. Выдумывают там какие-то «отряды фашистов» «казачьи бригады» и прочее. А там фактически двести человек поехало, повоевало, постреляло. Они из этого раздули там, знаете, целую оперу.
— На Видовдан, среди прочего, в Гаагу был отправлен Слободан Милошевич. Конечно, к Милошевичу можно относиться по-разному, но символически это событие с очень мощным посылом…
— Насколько я знаю, арестовало Милошевича подразделение госбезопасности Сербии. Почему они выдали его именно на Видовдан? Честно говоря, не знаю. Милошевич не играл особой роли. Для Запада революция в Сербии была целью не поразить сербов, а именно перетянуть на свою сторону. Запад не собирался их уничтожать, он наоборот просто хотел, чтобы они опять возвратились в то лоно, из которого вышли в 1990-е годы — западной цивилизации, если вернее, евросообщества, НАТО и прочего. Потому что были уже планы в 1970-х годах о том, что Югославия должна стать членом НАТО.
Мне кажется, выдать Милошевича на Видовдан все-таки решил кто-то из сербов в самом Белграде. Потому что это какие-то внутрисербские истории… Потому что там действительно, в самом Белграде многие из номенклатуры к этому сербскому мифу относились с раздражением. Для западников этот миф не играл такой роль, а именно для тех сербов, которые пришли к власти Белграде после свержения с власти Милошевича, этот фактор «косовского мифа» действовал раздражающе. Им этот миф не нравился.
Поэтому, может быть, они хотели в просто как-то разбить внутреннюю национал-патриотическую оппозицию и просто деморализовать их. Мне кажется, это событие — скорее для внутрополитического подкрепления было совершено, а не для внешнего.
Беседовал Владимир Басенков
