Какую цену придётся заплатить Сербии, если она будет вынуждена выбирать между Востоком и Западом?
«Европейская перспектива» Белграда становится всё более неопределённой, поскольку зависит от всё более жёстких условий и требований реформ. В этом контексте анонсированное сокращение финансовой поддержки со стороны Брюсселя и возможное перераспределение этих средств в пользу гражданского сектора, а также такие стратегические инициативы, как Дунайская стратегия ЕС (EUSDR), оставляют сильное впечатление, что Сербия в нынешних геополитических раскладах и со своими внешнеполитическими ориентирами не соответствует стандартам Запада.
Из залов заседаний в Брюсселе в эти дни звучат жёсткие послания, оформленные в виде отчёта Европейской комиссии, посвящённого сербскому режиму.
ЕВРОИНТЕГРАЦИИ ЧЕРЕЗ ИГОЛЬНОЕ УШКО
Сербия уже много лет формально находится на европейском пути. Согласно официальным данным, с 2000 года через различные инструменты предварительного финансирования (IPA) и другие фонды ЕС Сербия получила более 7 миллиардов евро безвозмездной помощи на реформы в сфере судебной системы, госуправления, сельского хозяйства, образования и инфраструктуры. Однако в последнее время из Брюсселя приходят сигналы о возможном сокращении финансовой поддержки в случае отсутствия ожидаемого прогресса в реформах судебной системы, борьбы с коррупцией и свободы СМИ.
Во-вторых, не менее важным является приведение внешней политики Сербии в соответствие с позицией ЕС. Так, в официальном отчете за 2023/2024 год о прогрессе Сербии отмечено, что одна из главных проблем – именно отсутствие соответствия в области внешней и оборонной политики, особенно в вопросах, связанных с Россией и Украиной. Это отражает хронические проблемы: стагнацию реформ, усталость от процесса и политику балансирования «между двумя берегами».
Формально в отчете от 8 ноября 2023 года указано, что «ни в одной сфере не зафиксирован откат назад». Однако помимо формальностей перед Сербией ставятся все более жесткие требования:
— Она должна показать конкретный прогресс в институциональной независимости, правосудии, госзакупках.
— Должна согласовать свою внешнюю политику с ЕС: ввести санкции против России и принять общие позиции.
— Должна перенаправить или направить средства и активность в сторону гражданского общества, поскольку из Брюсселя все чаще звучат призывы о «поддержке гражданского сектора» как индикаторе реальной демократической трансформации.
Сербия стоит на распутье: либо она проведет навязанные изменения, которые позволят ей пройти сквозь игольное ушко европейского процесса, либо останется в «подвешенном состоянии» – формально с кандидатским статусом, но без существенного прогресса. Ключевое требование – отказ от России.
ОТЗЫВ И ПЕРЕНАПРАВЛЕНИЕ СРЕДСТВ?
Одна из самых интригующих тем — заявление о том, что финансирование, которое до сих пор направлялось в государственные институты, инфраструктурные проекты и крупные инвестиции, может быть переориентировано на укрепление гражданского общества. Этим ЕС дает понять, что деньги могут быть перераспределены в пользу демократической поддержки, что подразумевает финансирование неправительственных организаций, повышение прозрачности и вовлечение граждан.
Одновременно это требование, обращенное к Сербии, — обеспечить, чтобы средства шли в гражданский сектор, а не строго в государственные структуры. Таким образом, проверяется степень плюрализма и автономии структур вне власти, но также усиливается давление на сербское правительство.
Хотя в открытых источниках нет данных о том, что ЕС напрямую объявил об «отзыве» средств из Сербии, все чаще обсуждается возможность изменения фокуса. Например, гражданский сектор Сербии имеет возможность участвовать в программе CERV (бюджет ЕС — 1,55 млрд евро на 2021–2027 годы), которая поддерживает гражданские организации в странах-кандидатах, включая Сербию. Таким образом, речь идет не столько о прекращении помощи, сколько о её перенаправлении. Если государство хочет сохранить прежний денежный поток, оно должно выполнить поставленные условия (*ключевое — «отвернуться» от России).
Для власти в Белграде, привыкшей к административному распределению проектов, такое решение создало бы серьезное давление. Если ЕС стремится к меньшему политическому контролю над финансированием и большей прозрачности — правила игры меняются. Вопрос в том, готова ли власть позволить гражданскому сектору действовать свободно и получать за это финансирование? А это уже приводит нас к следующему измерению — политическому давлению.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ЩИТ
Пока продолжаются дискуссии о европейских фондах и реформах, стратегия макрорегиона Дунайского бассейна – ЕС-стратегия для Дунайского региона (ЕСДР) – приобретает все большее значение. Она объединяет страны ЕС и страны-кандидаты (включая Сербию) в рамках четырех основополагающих направлений: укрепление связей в регионе, защита окружающей среды, обеспечение процветания и усиление региона через институты.
Однако стратегические рамки ЕСДР все чаще интерпретируются не только как инструмент регионального сотрудничества, но и как средство создания геополитической повестки. Некоторые авторы утверждают, что ЕСДР функционирует как «геополитический щит против России». В совместном заявлении министров, отвечающих за реализацию этой стратегии (от 19 октября 2022 года), четко сказано: «Мы самым решительным образом осуждаем ничем не спровоцированную и неоправданную агрессию России против Украины…» Другими словами, этот формат теперь носит не только инфраструктурный, но и политико-безопасностный характер.
Для Сербии, которая поддерживает тесные отношения с Россией (в политической, культурной и энергетической сферах), это означает дополнительное давление. Участие в Дунайской стратегии требует декларативного присоединения к тем, кто рассматривает Россию как вызов и угрозу. Сербия снова стоит перед выбором: либо пассивно принять роль «члена клуба» с четкими геополитическими последствиями, либо воздержаться, что означает маргинализацию и исключение из ключевых процессов принятия решений.
Таким образом, Сербия «соответствует стандартам Запада» ровно настолько, насколько готова принимать навязанные ей роли: быть «мостом на Балканы», фактором стабильности, проводить реформы, ожидаемые Западом, и согласовывать внешнюю политику. Но у этого «принятия» есть своя цена. Потому что такая роль требует подчинения и контроля.
ДАВЛЕНИЕ НА СЕРБСКОЕ РУКОВОДСТВО
Президент Вучич уже давно является центральной фигурой сербской политики, а в контексте европейской интеграции – ключевой. Однако сейчас его позиция, как и позиция Сербии, подвергается все большему давлению. Прежде всего, внутреннему – через требования реформ, протесты и усиление гражданского сектора, а затем внешнему – через сигналы из Брюсселя и растущие геополитические запросы.
Брюссель открыто требует от Сербии конкретных шагов. Председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляен неоднократно подчеркивала, что «Сербия – единственная страна в Европе, не введшая санкции против Москвы». Верховный представитель ЕС Кайа Калас заявила, что Сербия «стоит перед стратегическим выбором – между Востоком и Западом». В отчетах Еврокомиссии указано, что реформы в сфере верховенства права и борьбы с коррупцией в Сербии «застопорились», что усиливает политическое давление на Белград.
В этом контексте особенно резонансным стало недавнее интервью президента Вучича для немецкого журнала Cicero. Беседу журналист начал с вопроса, ставшего символом отношений Сербии и Запада:
«Разве вам не было бы проще, если бы вы разорвали отношения с Россией?» – спросили сербского лидера.
«Не все так просто. В Сербии есть проблемы, с которыми другие европейские страны не сталкиваются», – ответил Александр Вучич.
Далее он заговорил о ежегодном потреблении российского газа, мощной и растущей промышленности, а также о том, что 54,5% экспорта балканских стран в Европу приходится на Сербию. Он объяснял все это в терминах, понятных западной аудитории – экономических и капиталистических.
ВОПРОС, КОТОРЫЙ ЕВРОСОЮЗ НЕ ПРОЩАЕТ
Взгляд президента Сербии на текущую геополитическую перестройку, который был тщательно проанализирован в СМИ и растиражирован почти всеми российскими изданиями, звучит следующим образом:
«Просто спросите у президента Украины Владимира Зеленского, какая балканская страна оказала Украине наибольшую финансовую и гуманитарную (!) помощь. Ответ может вас удивить. Мы хотим стать членами Европейского союза. Но вы должны понимать, что есть разные причины, по которым мы поддерживаем контакты и с Россией. Возможно, вам надоело это слышать, но для нас они важны».
На вопрос о своем присутствии на Параде Победы в Москве Вучич дал краткий, но мощный исторический экскурс:
«Посмотрите на это с нашей перспективы. За исключением 1948 и 1949 годов, мы участвовали в российском военном параде каждый год после окончания Второй мировой войны. Почему? Потому что Красная армия и югославские партизаны вместе освобождали Белград и Сербию. Это часть не только российской, но и нашей истории. И, знаете, если честно, я воспринимаю эту критику как одностороннее нападение на нас. Я не встречался с Путиным три года и три месяца, а до начала войны в Украине виделся с ним как минимум три раза в год. Многие европейские лидеры за это время посещали его или говорили с ним по телефону. Я — нет. Но моим долгом было присутствовать на этом событии».
Эти цитаты ясно показывают, в каком положении сейчас находится Сербия: между необходимостью демонстрировать лояльность европейскому курсу и историко-экономической связанностью с Россией. Именно этот баланс, который президент пытается сохранить, стал главной точкой критики из Брюсселя.
Для Вучича это означает, что он больше не может выигрывать время, и вопрос отношений с Москвой становится ключевым критерием его внешнеполитической позиции. Для Брюсселя — это тест на искренность европейского выбора Сербии. А для сербской общественности — вопрос национального достоинства и экономического выживания.
Сербия оказалась перед ключевым выбором: насколько мы готовы быть «Сербией по меркам Запада» и насколько — создавать «Сербию по своим меркам», даже если она окажется за пределами идеальной европейской карты?
ЕСЛИ Я ЗАБУДУ ТЕБЯ, РОССИЯ?
Недоумение, нависающее подобно дамоклову мечу над головами сербов, касается неизбежного вопроса: что будет с Сербией, если она отречется от России и сделает разворот к Западу?* На первый взгляд ответ кажется простым – это стало бы сигналом, который Брюссель и Вашингтон приветствовали бы, возможно, даже вознаградили. Однако под поверхностью скрывается целый пласт глубоких последствий, которые отразятся на политике, экономике и обществе.
С экономической точки зрения Сербия прочно привязана к европейскому рынку: более 65% её экспорта идет в страны ЕС, тогда как в Россию – лишь 6–7%. Однако более 80% газа, потребляемого в Сербии, поступает из России, а «Балканский поток» (часть «Турецкого потока») – это основа национальной энергосистемы. Полный разрыв с Москвой в настоящий момент означал бы, что Белграду придётся искать новые источники снабжения. А это потребует масштабных инвестиций, строительства новых терминалов и возможных подключений к сетям Болгарии или Греции. В краткосрочной перспективе это почти наверняка приведёт к скачку цен на энергоносители и усилит давление на государственный бюджет.
Политически такой шаг стал бы переломным моментом. Брюссель воспринял бы его как доказательство чёткого выбора в пользу европейских ценностей. Возможно, последовала бы более активная поддержка реформ и финансовые пакеты помощи, но и более высокие ожидания в плане «приведения внешней политики в соответствие». Иными словами, Брюссель потребовал бы не только декларативного, но и практического дистанцирования от всех российских экономических и силовых структур в стране.
СМЕНА КУРСА В НОВОМ НАПРАВЛЕНИИ
Внутренний эффект был бы ещё значительнее. Общественное мнение в Сербии безоговорочно воспринимает Россию как «традиционного союзника» и защитника сербских интересов в Совете Безопасности ООН. Полный отказ от этих связей мог бы вызвать волну недовольства, новые протесты и новые политические расколы. Для власти в Белграде это означало бы потерю поддержки, особенно среди консервативно и национально ориентированных избирателей. В контексте нынешних протестов это стало бы политическим харакири.
С другой стороны, и ответ Москвы не заставил бы себя ждать. Как минимум, он подразумевал бы прекращение или ограничение энергетического сотрудничества, отзыв российского капитала из некоторых секторов (таких как нефтяная промышленность или железные дороги), а также изменение позиции в Совете Безопасности по вопросу статуса Косова. Именно последнее делает сербско-российские отношения особенно чувствительными, потому что Москва, наряду с Китаем, до сих пор остаётся единственным надёжным партнёром, не признавшим независимость Косова и неоднократно использовавшим право вето на документы, невыгодные для Белграда.
Кроме того, остаётся вопрос: действительно ли Сербия смогла бы ускоренно получить членство в ЕС? Если судить по опыту других стран Западных Балкан, путь по-прежнему был бы долгим, наполненным условиями, мониторингом и реформами. Единственное отличие заключалось бы в том, что Сербия потеряла бы стратегическую опору на Востоке, при этом всё ещё не получив полноценного места за столом в Брюсселе.
Сербия могла бы завоевать лишь больше симпатий в европейских институтах, но столкнулась бы с внутренними потрясениями, ростом издержек и потерей одного из немногих геополитических козырей, который у неё есть — Москвы.
Поэтому сегодня точнее всего сказать: Сербия стоит не только перед стеной Брюсселя, но и на грани потери равновесия. Любое смещение в ту или иную сторону имеет свою цену — экономическую, политическую и, если угодно, историческую.
Ясмина Андрич
Источник —Eagleeyeexplore.com