Весёлой машиной, как можно догадаться, сербы называют аппарат, что у нас зовут самогонным. Здесь же никто так грубо не скажет про вещь, что дарит селениям радость, решает финансовый вопрос, и нередко служит средством платежа в отсутствии банкнот на селе. Да и вообще, на державную валюту надежды мало, иностранная стабильна, но противна, ракия – вот решение, её можно выменять и на товары домашнего производства, и на услуги, и в качестве взятки чиновнику занести.
Если Россия на государственном уровне пытается справляться с санкциями импортозамещением, то сербский селяк всегда надеялся только на себя. Посему, ещё с турецких времён, вода жизни на Балканах — это символ независимости. Её в равной степени почитают и православные, и коммунисты. Друг Тито мог сколь угодно пить чужеземный виски, все его соратники предпочитали шливовицу. И не важно, день державности или сельска слава – ракия неотъемлемый элемент праздничного стола. Можно сказать, что она есть то, что объединяет.
«Fuck the Coca, fuck the pizza, all we need is Sljivovitza!» не даром вещают югославские плакаты времен западных санкций. Ракия ещё задолго до того демонстрировала балканскую стойкость и презрение ко всем нападкам со стороны.
Опять же неизвестно ни кто, ни когда привез или собрал первый казан за печенье ракии в Сербии. Однако, сохранившиеся турецкие законники или лучше сказать «басурманские невольники» с 1389 по 1878 годы все как один аккуратно содержат указание на размер мзды с казана в 12 аспри или акчи, как называлась Османская мелкая валюта.
Известно, что христианство распалось на две ветви по причине спора о символе веры. Так вот сербское православие имеет свой третий – это конечно ракия.
Когда ж наконец турецкий гнёт стал оставлять земли балканские, ракия представляла собой символ свободы, победы над исламом, который запрещал алкоголь. Вот почему сербское православие разительно мягче относится к ракии, нежели любое другое христианство. Попробовала бы сербская православная церковь, что-то сказать на свой же символ. Сербы на ракию крестятся. Сербы с ней приходят в этот свет и покидают его: добрая шливовица неотъемлемый элемент всякого рождения и каждых похорон. Особый вид ракии «крстовача», та в бутылке которой плавает дубовый крест. Выпить из такой по сербскому поверью, как утверждает Момо Капор, одновременно освободиться от греха пьянства. Не в том смысле, что пить бросишь, а что тот грех тебе тут и отпущен.
Если бы сербам дали возможность, священники бы заменили вино в причастии на шливу, говорит Момо Капор, и с ним не поспоришь. В проповеди «Ракиjо, маjко» Петар Кочич пишет о группе селян, что в монастыре Гоменици пекут ракию и целую ночь поют: «Симеон Иаков сын – царь всего православия, царь над царями, каждого дня, не вру тебе, попьёт 5-6 ока (мера равная примерно литру) водки.
Так у них ракия зовётся, правда что мягче нашей, водою разбавлена
… Болан, болан (имя нарицательное, как допустим, Саня-саня) как бы вся святая и православная Русь хорошенько бы напилась нашей сильной и крепкой препеке, все семь царств стряслось от страху»
И даже здесь на холме виноделов, средь плетущейся лозы, ракию кляичевские, что в основном беженцы из Хорватии времён двух последних войн, сербы, как и все остальные, всегда ценили больше, чем вино. Недаром говорят: «Вино ищет слугу, а ракия господина». Неизвестно до конца, на что намекает старинная поговорка: то ли на то, что производить вино, куда дольше и тяжелее, чем печь ракию, то ли на то, что ракия требует от человека её испившего гораздо больше самоконтроля, очевидно, сербам настолько опостылело турецкое владычество, что пусть часто не могли владеть собой, по крайней мере владели ракией в себе.
Самогоном её не назовут ещё и потому, что нет деления на то, что производит завод, а что печётся в домашнем казане. Всё это ракия. И не даром в одном сербском монастыре есть даже молитва:
Как следствие, в каждом сербском селе есть праздник, да не один, посвящённый этому национальному напитку. В случае с Кляичево он так и называется «Дни Весёлой Машины». Похожи они одновременно на феерию и представление. И ежели театр начинается с вешалки, то посетители события сего проходят официально через стол регистрации. Где на грудь крепится бейджик, а в руку даётся билетик на обед.
Однако, до главного блюда ещё далеко, посему и сербские домачицы, наши верные женщины, не оставят ни детей, ни мужей голодными, одновременно не допустив излишнего опьянения, раздавая с утра запечённые булочки с джемом.
Деловито закусывая, струйки вновь прибывающих гостей рассекают людское озеро уже освоившихся, держа свой путь к оазису под сенью лозы виноградной — импровизированному под события на холме виноделов бару. Где всякий может жажду утолить, соком, минералкой и напитками покрепче.
Хотя, ракию лучше пробовать прямиком из казана. Вот они несметными рядами разместились до горизонта. Перед каждым группа или одиночный участник, что гордо сидит перед своим ритуальным алтарем.
«Сербы это такой народ, что сколько себя помнит, печёт ракию из всего, что попадётся ему под руку.» Говорит Момо Капор. Из айвы цедят самую дорогую – Дунью. С абрикоса добывается – кайсиевача, от черешни – трешневача, от вишни – вишневача или кирш, как зовут её на Севере.
Из породистого сорта груши, что прижалась на сербской земле, даром что зовётся по английскому королю, производят одноименную Вильямовку.
Тут, конечно, и лозовача популярная в Черногории, что славится своим боевым характером и виноградниками. Боевые ветераны народной войны с почтением пили исключительно «13 июль», славя день независимости и махая шашками. Особое место принадлежит клековаче и траварице, что готовятся на её основе, и залечивают старые раны.
Ябуковача не уступает французскому кальвадосу ни меньше, чем виньяк коньяку. Но «жажда ракии подобна фантазии» как написал один поэт, в погоне её утолить, некоторые готовы пить было что, только бы забыться. Так самая дешёвая — кукурузовача, хуже неё только дасковача – чистый метил. Вот и американцы со своим бурбонам сербам очень символичны, в своих попытках погрузить весь мир в калифорнийский сон.
Невозможно представить из чего бы сербы не взялись печь ракию, в этом демонстрация пламенной фантазии народа, много шире от англосаксонской и других славян.
Но то, что делает сербов поминаемыми во всём мире, это конечно, шливовица. Хоть её сорт и прибыл в Сербию лишь началом 19 века из Венгрии, отчего она зовётся маджарица, а туда попала из Туркменистана. Кажется, именно на западе страны и в Шумадии слива раскрылась во всей сладости своего сока и непередаваемой нежности.
Бродяга даже не станет краснеть и признает, что сербы в этот раз правы, отмечая сходство сливы с сербским началом в его символичном и совершить не грубом изображении. Потому шливовица напиток более мужской и вряд ли понравится геям.
Торжественно на десятках казанов мастера делают препек, то есть второй перегон мягкой ракии, что заранее приготовили дома. Казаны топятся на разных дровах, один лишь товарищ бродяги использовал газ. Тут-то стало ясно, как он получает золотые медали.
И даже Момо Капор, который ни разу ни ракияпек, написал в произведениях всеми Балканами читаных, так что это совсем не секрет, что печь ракию надо на том, из чего её печешь. То есть шлива должна и гореть на шливе. Это, конечно, более литературно. Но абсолютно верно. Огонь от сливового дерева весьма равномерен, а невозможно приготовить верный продукт, что кипит с разной силой в зависимости от того, что ты сейчас закинул в топку из веток и мусора во дворе.
Для первого перегона, добывая мягку шливу, такое непочтительное отношение ещё возможно. Но на втором, золотой медалист напомнил бродяге одного Руса авиаконструктора, у которого выходила отменная лоза (виноградная ракия), исключительно на газу, он непрестанно что-то считал на калькуляторе из замеров градусника в казане, а затем записывал бесчисленные столбцы цифр. Чистая математика, которую может заменить многолетний опыт, даёт результат, который у тех же художников зовётся «не к чему придраться». Это, конечно, не секрет никакой, это основы процесса, который тем не менее всякий творец должен знать и уметь, прежде чем начнёт экспериментировать. Чтобы результат можно было называть искусством, таланта и душевного порыва безмерно мало.
А вот секрет, бережно хранимый у каждого мастера свой…
Плотно отобедав бараниной с капустой и вдоволь напившись, всякий гость может сделать фото на память. На том заканчивается один День Весёлой Машины, но каждый из 365 в году здесь не обойдётся без напитка, которому праздник посвящён.
Добрыня Балканыч