“Пиши како што говориш” – фраза, которая на самом деле принадлежит Саве Мркалю, а не Вуку Караджичу, чьим именем сейчас названа половина школ Сербии, другая — в честь Николы Теслы.

И сам Вук писал: «Не могу использовать для успеха сербской книжевности иной азбуки, кроме Мркляевой, так как для сербского языка не может быть чище и проще оной».

На самом деле, по легенде Мркаль сам передал все свои труды Караджичу, прежде чем был помещён в психиатрическую лечебницу, где и закончил свою полную трудностей жизнь.

О трудностях жизненного пути автора азбуки сербской рассказал в моноспектакле блиставший с этой пьесой и на подмостках столицы Деян Стоякович. А перед жителями села Кляичево он выступил просто, на одной плоскости. Режиссёр постановки — Душко Ашкович. Так начался вечер краишничкой культуры в одном селе на окраине Воеводины, заселенной выходцами с Кордуна, каким был и сам Сава.

Будучи рожденным в этом районе нынешней Хорватии, населённом по приказу Марии Терезы самыми воинственными сербами с целью охраны империи от турок, сам Мркаль говорил:

“Спрашивают, какого сам рода? Говорю:

– С Кордуна.

Не знают.

Дополняю:

– Из войно-охранных.

Э, то уже знают!

Говорят:

– Ничуть не похож на них.

А я даже не знаю, не согласиться ли?”

Ещё ему принадлежит упоминание:

“В моём роде говорят: нет радости без жалости”. Так и жизнь легендарного писателя была полна связанных противоречий.

Отец отдал юного Саву в семинарию. Искусство краишника его научило, что существует только два пути: “у войско или у цркву”. А юный Мркаль не отличался физической силой или склонностью к борьбе в прямом смысле слова. Оружием его было слово. Вот где он вёл баталии, стуча кулаком о стол: один звук — одна буква! И как ученик семинарии дозволил себе дерзнуть замахнуться на неприкосновенное — церковное письмо, единственное, правда, которое и существовало.

“Чему, приятель, писати языком коим не мыслиш, коим не говориш?” – говорил Мркаль.

Во многом успех Караджича обязан тому, что Вук разделил гражданскую письменность и церковную, в последнюю не вмешиваясь. Но то — хитрый черногорец. Настоящий кордунаш, каким был герой пьесы, полумер не знал. Таковы и другие выдающие выходцы из этих мест, чьей памяти был посвящён следующий этап вечера. Пробегая мимо их портретов, мимо журналистов, что брали интервью, автор этих строк наткнулся на комнату, где сидела девушка в национальном костюме, так гармонирующем с интерьером. Позже она с подругою исполнят народные песни, а сейчас ловила перерыв после угощения хлебом с солью гостей. И отчего-то так уютно стало на душе.

Той самой душе, которую как-то уже ласкали словом местные поэты. Но Бродяга вам уже рассказывал про вечер поэзии в Кляичево: “Были стихи и очень серьёзные: о Косово – первом доме сербского духа, о родимой Краине, ибо многие здесь из этих мест. Ибо, как выразился один из поэтов, это, пожалуй, единственный способ нам остаётся доступной борьбы – стихи.”

 

Ещё одно оружие сербского искусства, в этот раз изобразительного, — мурал. Роспись стен изображениями знаменитых людей, а также важными и смелыми их мыслями. В этот раз появился ещё один, и то кисти академического художника, Жарко Станковича. Поводом чего публика вышла во двор. А сотрудники сельской админы держали речь.

После слов поэтов был, как у сербов принято, фуршет. Заранее об этом даже не требовалось предупреждать (по мнению местных). И ваш покорный слуга, как пришлый, был приятно удивлён, удовлетворив не только ум и душу, но и дух подкрепив.

Добрыня Балканыч