Журналист русский думал было цикл статей, вращающихся около темы заверения сербских документов различными способами для применения в различных странах, начать с похода к нотариусу и судебному переводчику. Потому что именно таков порядок первых действий легализации папирологии сербской, а кое-где ими завершающийся. Есть ряд стран, включающих и Российскую Федерацию, которые на основах взаимности признают с Сербией документацию обоюдную. Имеются также и те, кто в соответствии с Гаагский конвенцией для признания документов, выданных Сербией юридически весомыми, удовлетворяются печатью определённого формата, называемой апостилем. Есть также и такие, что Гаагскую конвенцию не подписывали. И вообще „чья хата с краю“. Ну, навроде ОАЭ… вот чего им нести, чтобы они сподобились принять во внимание содержимое бумажки – это отдельная лебединая песня.
Рассуждая так, осознал ясно, что прежде чем говорить о порядке тех или иных действий, следует пойти от общего к частному. Разобраться, что ж есть за зверь такой папирология. И с чем его едят?
Многие, как и автор этих строк, переводили термин из конца предыдущего абзаца как бюрократия. Однако Момо Капора неожиданно открыл, что пусть эти термины и связаны, однако не идентичны. Тем не менее, прежде всего следует разобраться с центральным, так сказать, животворящим субъектом в теме Сербии на папиру, Сербии у окошка. Речь о таком явление, как сербский госслужащий. „Државни Посао“ – этим термином пользуются здесь.
Открытие сделано в книге, имеющей весьма загадочное на первый взгляд название: „С семи до трех“, „Од седам до три“. Но буквально с самого начала легко объяснимое. На Востоке служащие работают с семи до трех. На Западе — от девяти до пяти. Мы, „Русы“, очевидно, ни то ни другое…
И с той же любовью, с какой сербский мастер описал человека в государственной должности: „Заспанный Восток пробивается сквозь пасмурное зимнее утро, матеря работу, правительство, жизнь, судьбу. Восток полубрит. Потому что брился на ночь, дабы сутра подольше поспать.“ Будто показывая: „смотрите, он один из нас, такое же как мы!“.
С тем же неприятием говорит он о чиновнике в человек:
„Интересно, для чего мне на самом деле нужен этот сертификат? Мне это явно не нужно. Но это нужно кому-то другому. Когда я наконец получу его, мне придется отнести его на новую стойку, где тоже длинная очередь. Поэтому я понимаю, что какой-то административный гений придумал этот приказ не для этих сертификатов, а для ритуала, который периодически призывал бы свободных людей к здравому смыслу и предупреждал бы их, что они не важнее червей. Дюжина чиновников могла бы выдавать эти бессмысленные сертификаты одновременно, и никто не стал бы ждать больше пяти минут. Он получит то, что просит, в тот же миг, как появится, но святая Бюрократия останется тогда без должного уважения, которое, опять же, рождено страхом и которое принадлежит ей по наследственному праву, — она останется со временем без дани. Кто вы такой, чтобы сделать свою жизнь прекрасной и комфортной? Ты забыл возложить жертву на мой алтарь. Кто-то, не стесняясь и не колеблясь, может даже зайти так далеко, чтобы задать себе и другим простой вопрос: зачем нам вообще нужны эти сертификаты на кусках желтой тисненой бумаги? С этого момента мы будем всего в одном шаге от следующего вопроса: кто спрашивает нас об этих убеждениях и откуда у него право постоянно требовать их? В конце концов — что делают все эти люди в мрачных домах, полных коридоров, дверей и запаха исписанной бумаги?“
Таким образом, если искусство следует любить в себе, а не себя в нём, то с госслужбой, пожалуй, лучше наоборот. Быть прежде всего собой. И в этой борьбе личностного и чиновничьего, собственно, и живёт этот дракон сербский, зовущийся папирологией. Там, где побеждает отрицательная часть, рождаются пресловутые „фали ти едан папир“, столь часто упоминаемое сербскими чиновниками. Что в народном обихода давно обрело аббревиатуру ФТЕП. Не хватает тебе одной бумажки.
С другой стороны – решичемо уз кафу. Это человек просыпается в чиновнике при упоминании заколдованного для балканцев слова… Кафа решает всё. Кафой зовётся и напиток, и процедура … и то, что вы оставляете чиновнику, дабы в нём пробудилась человеческая сторона… „на кафу“. И речь здесь не только о взятке в общепринятом смысле слова. Мито – так они её называют, сербы. И производные „подмитите“ разные. Так вот, мито нужно уметь давать не только деньгами, но и вниманием, отношением, с почтением к берущему, но и уважением к себе – дающему. В то же самое время, мито надо уметь принимать, не требовать, но и не возражать. Чуть припугнуть последствиями по строгой букве закона. Но в то же самое время давая понять, что „все ж мы люди“. И сам чиновник совсем не хочет исполнять норму в полном строгом соответствии. И что, пожалуй, даже отечество гораздо лучше б без неё жило. Без нормы этой проклятой. Но ведь она ж есть. А кто он, дескать, такой, чтобы ею пренебрегать? А с другой стороны – действительно кто он!? Он человек с полномочиями. На то они ему и дадены, чтобы иногда их не применять, и не злоупотреблять, так сказать…
В общем, прибегая к упомянутому уже искусству, которое традиционно имеет своё воплощение близ объектов госслужбы. Например, судебных учреждений. Фемида сербская находится отнюдь не в горделивом и властном, пусть и слепом положении. Она поражена и распластана, как та дама из камня, что можно найти у первого основного суда в Белграде. Тем самым, сербы будто признают, что тот облик системы выверенной и чёткой им не светит никогда. С менталитетом не сходится.
Pitam komšiju šta je pravosuđe, a on odgovara:
«Samo Zepter, ostalo je sr*nje.»
Добрыня Балканыч