Самое страшное и самое безумное, что только могла сделать сербская власть – это посадить во всех 1800 школах на территории страны по полицейскому. И это Бродяга говорит не с целью критики, упаси Боже, а из глубокого сочувствия к ситуации, в которой оказался по аналогии человек, без вины виноватый, который ничего не мог и не может сделать, но в связи с ужасом трагедии обязан предпринять хоть какие-то, любые меры, которые бы деятельно демонстрировали его участие в проблеме. Проблеме, навязанной извне, но алеющей глубоко внутри, избежать которой было совершенно невозможно в рамках государственно-управленческой деятельности. И это Бродяга впервые за всю свою деятельность журналиста говорит ещё и как специалист именно в области государственного и муниципального управления.

Однако чтобы понять это, Бродяге надо было бы быть именно бродягой. Образ неприкаянного, лохматого пьяницы делает его незаинтересованным слушателем в глазах не только стариков, но и детей. Сербские подростки рады поведать ему свои взгляды на жизнь, не боясь осуждений и нравоучений. Полагая совершенно, кстати, верно, что он как иностранец поймёт их лучше, а как бродяга не имеет морального права оную мораль читать.

Начать здесь следует с того, что полиция в самом полном виде отражает категорию «взрослых». А её повышенное внимание – ничто иное, как недоверие. Подростки, в целом совершенно законопослушные, не курящие, не пьющие, спортивные и чтущие традиции, тем не менее всегда пишут с особым наслаждением протеста, ради самого протеста A.C.A.B на стенах или более завуалированную форму 1.3.1.2, что значит дословно «все менты ублюдки», хотя никаких проблем с полицией они не имеют, это чистой воды типичный юношеский вызов, как желание закрепить свою самодостаточность. И ввод полиции внутрь школы, зоны их личного обитания, где из взрослых допускается быть лишь педагогам, в глазах подрастающего поколения есть ничто иное, как акт глубокого недоверия. К слову сказать, полицейские, закреплённые за учебными заведениями, в Сербии были всегда. Обратите внимание, что после стрельбы в школе многие ученики последовали именно в ближайший участок. Но существовало негласное правило – в стенах самой школы, как и дворах, им, полицейским, делать нечего. В порядке новых правил человек в форме, совершенно чужой, будет находиться внутри, станет вмешиваться в мелкие драки и перепалки, которые совершенно типичны для молодого сознания. Можно сказать, прибегая к аналогии с популярной книгой Дж. Роулинг – это как дементоры, окружающие плотным кольцом Хогвартс, акт откровенного бессилия правительства, грубо нарушающий рамки личного пространства учащихся. Их собственного пространства. Где допускается быть лишь учителям. Сербским учителям, которые, к слову сказать, не так давно требовали приравнять их статус к полицейскому в области защиты их собственной безопасности, и речь, разумеется, не о ношении оружия, но о последствиях в случае нападения на них. Совершенно разумное требование, которое так и не было услышано – но было бы куда более органичным действием на вызов. И тут Бродяга ещё раз подчёркивает, что он ни в коей мере не берётся учить или осуждать действия сербского правительства и вот почему.

Сам вызов действительно пришёл извне, действительно, как многие говорят, от Запада. Но не в рамках компьютерных игр и культуры, которая сейчас на самом деле в мире одна. Нет. Он пришёл вместе с электронными письмами с подконтрольных Западу территорий. С одобрения Западом одной из воюющих сторон в любых средствах в рамках борьбы с «мировым злодеем номер один», следом после ковида. То, что следовало после сообщения о ложном минировании школ, не могло не оставить неизгладимого впечатления на сознании школьника. Все эти «взрослые» дядьки в формах, амуниции, тот шорох и шум, который не мог не следовать всякий раз, хотя все понимали, что тревога ложная. Только подумайте, насколько эффектно это смотрелось для всякого отверженного подростка, как способ обратить на себя непременное внимание. Внимание – это то, что любой подросток ценит гораздо больше жизни своей, а тем более чужих. И это то единственное, что им нужно дать, чтобы предотвратить воспаление насилия, как средство его привлечения. Но то, к чему государство не в состоянии привлечь ни одного родителя, потому что искренность оного оценить не может никто, кроме ребёнка.

Раскол общества, который за этим следует – это и есть то, чего жаждут желающие уничтожения самой сербской государственности. Ибо друг моего врага – мой враг. Следствие сдержанной сербской политики в военном конфликте России и Украины.

Становится понятно, почему сербские протесты “против насилия” были организованны союзом исключительно прозападно настроенной оппозиции, требующей отставки, по небывалому “совпадению”, исключительно пророссийски настроенных функционеров. И бродяга не сторонник теории заговоров, но если это всё же спланированная операция, то она дьявольски гениальная, беспринципная, прозрачная, но совершенно обезоруживающая, даже зная её корни.

Но при всём изложенном выше, сербское общество всё же не позволяет вести себя, как барана на закланье, в лучших традициях проявления силы духа 1999 года, отдав должное число подзатыльников по крайней мере тем, кто слишком нагло воспользовался чудовищной трагедией, придя на митинг совершенно внутренней скорби, боли и желания, что-то изменить со своими вездесущими лозунгами. Бродяга сейчас говорит о релоканатах российских, которые всех давно утомили, которые совершенно никому не нужны, равно как не имеют никакого отношения к военным действиям в Украине, которые сам Бродяга исключительно лично осуждает, но без желания получить вымышленное убежище, где-то в Европе или Америке, а по личным представлениям о том, что не бывает правильных причин, делать неправильные поступки.