На нашем портале продолжается еженедельная рубрика, в которой прекрасная писательница и спец по Сербии Елена Зелинская расскажет о сербских курортах, санаториях и возможностях увлекательного и полезного отдыха в Сербии.

Ни в коем случае не надо считать нашу книгу за каталог полезностей и достопримечательностей. Наше дело – передать читателю собственные впечатления – притом основанные только на том, что мы видели, щупали, принимали или пробовали сами. Пишем про похудение – сидим на диете, рассказываем о лечебной грязи – обмазываемся зеленой жижей с головы до ног, а уж если беремся писать о красотах, то лезем в гору, несмотря на страх высоты.

Я как-то выразила свой восторг перед горным ландшафтом своему сербскому приятелю.

– А чего особенного, – удивился он, – у нас в Сербии такого полно.

Потом подумал и сообразил: – Да, я все время забываю, что вы, русские, – равнинные жители.

Как же, помню, еще в школе нас учили про Среднерусскую равнину или возвышенность… Горы видели только во время летних отпусков на Кавказе. Ну, или кто до Урала доедет. А вот что особенно впечатляет меня в Сербии – это как раз равновесное сочетание равнин, косогоров и гор.

Не удивительно, что я остановилась, как вкопанная, когда наша экспедиция высадилась из машины у Елашничкой клисуры. Слово клисура переводится на русский просто – ущелье. Но здесь этим словом называют природный заповедник, который занимает территорию около 115 гектаров. Я, кстати, впервые разобралась, чем ущелье отличается от каньона (и каньон у нас с вами еще впереди). Оказывается, ущелье образуется, когда река рассекает горную породу и промывает таким образом щель в скале. Притом, что дно необязательно полностью занято рекой. Оно может зарасти лесом, и наоборот, служить естественным перевалом в горах. А вот по дну каньона наверняка будет течь река.

Наша экспедиция, состоящая из руководителя туристической организации Нишкой бани Марины Йович, настоящего рейнджера Душана и меня, которая отчаянно боится высоты, прибыла к входу в клистуру, как я поняла, в ее нижнюю точку. Ехать было недалеко – минут 15 от городка. Мы вышли из машины и огляделись. То есть огляделась я, мои спутники здесь были как дома.  Дорога проходила между высокими отвесными скалами с одной стороны и глубокими пещерами – с другой. Речка текла как-то сбоку, под мостиком. Текла незаметно, и как-то даже было про нее удивительно думать, что она могла когда-то образовать своею силой такое глубокое ущелье.

У подножия скалы стоял молодой парень, и, задрав голову, смотрел куда -то вверх. Мы тоже посмотрели. Там, на полпути к вершине, ползла по стене человеческая фигурка.

– У нас здесь мировой центр скалолазания, – объяснила мне Марина, – считается, что клисура – одно из лучших мест в мире для этого вида спорта.

Вот тоже, кстати, впервые я прояснила, чем скалолазание отличается от альпинизма. Оказывается, это только альпинисты ползут, куда хотят. А скалолазы двигаются вверх по естественному рельефу по заранее проложенному маршруту, причем без специальных инструментов, полагаясь только на чувство баланса и опыт. Таких проработанных маршрутов в клисуре более 200. У меня только от одного взгляда на этого героического скалолаза закружилась голова.

– У нас здесь проходят международные соревнования, – пояснила Марина и показала мне на небольшой, но уютный домик с садом, который довольно одиноко стоял прямо на берегу речки, – чемпион Олимпийских игр по скалолазанию даже поселился здесь, прямо в клисуре, возле этой скалы, чтобы регулярно тренироваться.

Я представила себе, как чемпион, встав поутру, подходит к открытому окну, и, потягивая из кружки свежезаваренный кофе, по-хозяйски меряет взглядом скалу, которая для него уже давно стала знакомой, как собственная комната, и мысленно быстро добегает до самой вершины, где живут только орлы.…

Мимо нас прокатили двое парней на велосипедах. Они бодро свернули с дороги, бросили свои средства передвижения у дерева и начали разводить костерок в специально отведенном для этого месте у входа в пещеру. На выровненной площадке стояли деревянные столы со скамейками, явно предназначенные для пикников. Сами же пещеры, огромные, как пасти гигантского морского чудовища, наводили на мысль о первобытных жилищах.

– Насчет первобытных не знаю, – сказала Марина, – а вот остатки римских поселений археологи здесь находят.

Оставив позади ущелье, мы двинулись дальше, туда, где не ступала нога римского легионера, – есть, оказывается, еще такие места.

Если бы не асфальтовая дорога, которая круг за кругом привела нас на самую вершину горы, я бы подумала, что мы попали в затерянный мир. По крайней мере, самодостаточный, отделенный от остальной цивилизации мир – в деревню Сичево.

Узкая проселочная дорожка-улочка вилась между невысокими домиками. На мостках через канавку лежал валежник, за плетнем толпились козы, а местные жители, оборачиваясь, поглядывали на нас с таким удивлением, словно занес нас сюда не обычный внедорожник, а машина времени. Мы остановились на минуту у фонтана – бочки, установленной на невысокий каменный постамент, и ополоснули разгоряченные жарой и дорогой лица.  Затем, оживившись и освежившись, мы спустились вниз по дорожке и оказались перед лесенкой, ведущей еще ниже, в небольшой дворик, который, как тент, покрывали широкие, разлапистые кроны фруктовых деревьев. Пригнувшись, я прошла под ветвью, на которой, как елочные игрушки, висели маленькие, еще зеленые груши. У некоторых, однако,  уже краснел бочок. Тот же мой приятель, который не сразу догадался, почему я заглядываюсь на горы, как-то заметил, что я, горожанка, наверное, никогда не ела фруктов прямо с дерева.

– Конечно, – с готовностью подтвердила я, – последний раз я срывала с дерева ягоду – тутовник в Новороссийске, куда приезжала к подруге еще студенткой. Поэтому для меня увидеть фрукты, растущие прямо на дереве, это все равно, как ты бы приехал в другую страну, зашел в гости, а там бы во дворе росло дерево с пирожными, – только срывай – эклер, корзиночка, буше…

Я мечтательно вздохнула…

– Мы пришли в гости в самую высокую винарню в нашем регионе, – перевела мои мысли Марина, а Душан добавил, видно, со знанием дела, – и с самым лучшим вином.

Слободан, хозяин винарни Крашина, встретил нас на пороге своего винного погреба. Вдоль стен на полках стояли глиняные кувшины, плетеные бутылки, деревянные бочонки – хотелось сказать «…и амфоры» для впечатления, но нет, амфор не было. Но все равно ощущение средневековья только усилилось.

Однако в соседнем помещении, там, где, собственно, и находилось вино, оборудование было вполне современным. На каждый из огромных баков была наклеена бумажка с названием вина. Я мгновенно вычислила, где находится мое любимое белое вино – Тамяника. Хозяин незамедлительно снял с полки бокал, открыл кран и наполнил его одним из самых лучших сербских вин. Красное мы пробовать отказались – все-таки все, как один, были на работе. А один из нас даже и за рулем. Разговор тек медленно, вино приятно холодило руки и наоборот, немного горячило горло. Душан и Слободан рассуждали о видах на урожай винограда, о поездках на джипах по высокогорным дорогам, а Марина ловила наши улыбки на свою фотокамеру.

Надо ли добавлять, что от прощального подарка Слободана – запотевшей бутылочки Тамяники, я отказаться не смогла.

Продолжение следует…

Читайте также – Автохтонные вина Сербии